Марк Растуин SJ

Почему Новый Завет содержит не только Евангелия, но и послания, к тому же написанные христианами, не знавшими Иисуса «по плоти»? Христиане писали, движимые Духом, Который был дан им, а общины, движимые тем же Духом, признавали, что эти тексты помогают жить по вере, а значит, их источник — Дух воскресшего Господа. Пойдя в Иерусалим, чтобы указать на общность между всеми христианами, независимо от происхождения, Павел подал пример всем нам. Есть связь между воплощением Слова и присутствием апостольских посланий в Новом Завете: Слово Божие и человеческие слова стали неразлучны.

***

Христианское послание подытожено одним-единственным словом: Евангелие, Благая Весть. Это единственное Евангелие пространно развернуто в четырех книгах: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Разве этого не более чем достаточно для христиан? Однако в Новом Завете, то есть в той части христианской Библии, которая относится к евангельской вести, содержится целый ряд писем. Помимо большого собрания, носящего имя Павла (13 посланий), есть три, приписываемые Иоанну, два — Петру, одно Иакову и одно Иуде; наконец, имеется Послание к евреям, с большим трудом поддающееся классификации: этот текст не эпистолярный и не адресован исключительно евреям, но он завершал собой подборку Павловых посланий во II веке.

Казалось бы, Евангелий нам вполне достаточно, однако в Новом Завете содержатся письма, а в этом жанре на первый план выступает тот, кто пишет. Конечно, это человек, движимый Духом, несомненно апостол. И все же человек: со своим характером, заботами, друзьями. Отметим первый парадокс: некоторые из посланий были написаны безусловно раньше Евангелий и представляют собой первые христианские писания. Это семь Павловых писем, критическая традиция считает их автором Павла из Тарса (к Римлянам, Галатам, Филиппийцам, 1 и 2 Коринфянам, 1 Фессалоникийцам и Филимону). Отметим здесь удивительную параллель с Ветхим Заветом, еврейской Библией: в ней тексты, расположенные первыми в книге, тоже были написаны не первыми. И также можно было бы ожидать, что найдем в ней только закон Моисеев, а находим рассказы, песни, притчи и т. д. Очевидно, хотя Евангелием можно было бы ограничиться, первые христианские общины очень скоро поняли, что слово Божие звучит и тогда, когда говорят некоторые их лидеры.

Одно Евангелие, но много толкователей

Действительно, первым идет именно Евангелие, в смысле новость, весть, не сводимая к книге. Как письма, так и четыре Евангелия отсылают к единственному Евангелию: в Иисусе из Назарета, распятом Мессии, явлен замысел самого Бога об Израиле и о мире. Поэтому в Новом Завете история жизни Иисуса рассказана не апостолами, а учениками третьего поколения, причем представлены многочисленные письма некоего Павла, который не был знаком с Иисусом «по плоти» (2 Кор 5, 16). Павел из Тарса осмелился написать первым, а ведь он не один из двенадцати апостолов, избранных Иисусом, к тому же был яростным гонителем христианского движения поначалу, и по этой причине его неохотно принимали в общение многие из первых христиан.

Чтобы понять разнообразие его писем и имен, над ними поставленных, нужно помнить, что первые христиане распределялись по широкому спектру различных общин. Если упрощать — но тут дискуссии не возбраняются, — можно выявить по крайней мере четыре больших «семьи», восходящие к Иакову («брату Господа»); Петру; Павлу и Иоанну (сегодня исследователи склонны отличать его от галилеянина Иоанна, сына Зеведеева)[1]. Останется в истории уникальная привилегия Павла, который первым написал послание, основанное на свободном слове, легком, как ветер. По какому праву? Он считает, что его напрямую призвал воскресший Иисус, и даже восклицает: «Не Апостол ли я? (…) Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?» (1 Кор 9, 1). И утверждает, что у него даров Духа не меньше, чем у других: «Думаю, и я имею Духа Божия» (1 Кор 7, 40 b).

В этом удивительном парадоксе (Йозеф Ратцингер размышляет о нем во втором томе своей книги об Иисусе[2]) странное послание мессианских евреев — первых христиан обрело свои первые греческие слова благодаря христианину, не знавшему Иисуса по плоти и не вошедшему в число Двенадцати. Все сходятся на том, что Павел первым взялся писать письма; затем другие члены других христианских «семей» начинают ему подражать. Берясь за перо, Павел подспудно дозволял писать и другим; так стартует период христианского откровения не только апостолам, но и их последователям. На самом деле ни один из апостолов Иисуса не писал лично, это делали их товарищи и сотрудники; таким образом, Павел — «лицо» группы, сделавшей возможным передачу веры от первой группы ревностных иудеев.

Эти авторы второго христианского поколения писали между 49 годом (когда, как полагают, появился первый христианский текст, Первое послание к фессалоникийцам) и 115-м (Второе послание Петра). Итак, Павел как бы служит связующим звеном между сегодняшними христианами и апостолами; он тоже апостол, на чем решительно настаивает: «После всех [воскресший Христос] явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор 15, 8). Однако, как и христиане последующих веков, вплоть до наших дней, Павел не был знаком со Христом по плоти и должен опираться на устное свидетельство первых учеников, например применительно к Евхаристии или воскресению Иисуса: «Я первоначально преподал вам, что и сам принял» (1 Кор 15, 3).

Надо ли напоминать, что великие вопросы христианского богословия последующих веков обрели в речи Павла свои важнейшие выразительные средства и поводы для споров? Одна фраза во Втором послании Петра показывает нам, что жаркие, неистовые дебаты о смысле некоторых Павловых формулировок начались задолго до Реформации: «Как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2 Петр 3, 15–16).

Невозможно понять историческое развитие христианства, не учитывая мыслей Павла, как они выражены, с одной стороны, в его собственноручных письмах, а с другой — в текстах сотрудников, принявших его наследие (Послания к ефесянам, колоссянам, два Послания к Тимофею, Послание к Титу и Второе к фессалоникийцам). По мнению многих историков, сильнейшее влияние на христианскую богословскую мысль оказали два толкователя Павла: Августин Гиппонский и Мартин Лютер[3]. Если Послания к ефесянам и колоссянам — самые цитируемые из Павловых писаний в эпоху Отцов Церкви и вообще в первое тысячелетие христианской эры, то Послания к римлянам и галатам оказались в центре богословских споров между протестантами и католиками в последние пять веков.

Обсуждение конкретных проблем в общинах

Но, помимо евангельского свидетельства, о чем говорится в этих письмах? Почти никогда о жизни Иисуса из Назарета. Зато есть размышление об учении христианских наставников I века. Каким образом отличиться от иудейских общин с их богослужебными правилами, столь глубоко укорененными и столь привлекательными для обращенных язычников, которые зачастую происходят из среды прозелитов и давно уже посещают синагогу? Как продолжать участвовать в повседневной жизни языческих греческих городов? Можно ли покупать мясо жертвенных животных, продаваемое в лавках при языческих храмах? Каковы правила развода, если один из супругов противится обращению другого (ср. 1 Кор 7, 12–16)? Как оплачивать труд странствующих проповедников? Все конкретные вопросы, волнующие общину, освещены в этих письмах, которые поэтому позволяют нам окинуть социологическим взглядом раннее христианство.

Конечно, в зависимости от письма, или же в зависимости от христианской «семьи», акценты расставлены по-разному, и ответы не всегда полностью согласуются между собой. Если читать эти письма подряд, одно за другим, обнаруживаешь не только стилистические, но и богословские различия между христианскими общинами. Кроме того, возможно и даже вероятно, что некоторые круги представлены слабее, потому что не все авторы одинаково плодовиты. Ясно, например, что Павлово течение, по всей вероятности бывшее меньшинством до 70 года и усиленно оспариваемое (о чем свидетельствуют некоторые фрагменты из Послания к галатам или к римлянам), в итоге заняло непропорционально большое место в Новом Завете. В самом деле, писания этого направления составляют около половины всего Нового Завета[4]: ведь к посланиям Павлова «корпуса» следует прибавить тексты Луки (Евангелие и Деяния, то есть четверть Нового Завета), написанные с Павловых позиций. Также можно предположить, что одной из основных целей Луки была защита памяти Павла, на чьей преемственности с Петром настаивает автор Деяний.

Павел и тайна Послания к римлянам

Без сомнений, именно возражения, предъявляемые Павлу при его жизни, проливают свет на тайну Послания к римлянам. Ведь Павел писал общинам, которые лично основал в Малой Азии и Греции. В число Павловых посланий входит уникальная записка к единственному получателю — жителю этих мест, Филимону. И в Послании к римлянам Павел поясняет, что не хочет внедряться в области, уже евангелизированные другими апостолами: «Я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании» (Рим 15, 20). Неизбежен вопрос: почему же Павел пишет римским христианам, хотя не он основал эту общину?

В письме Павел объясняет, что хотел бы остановиться на несколько дней в Риме, прежде чем продолжать путь в Испанию — «дальний запад» обитаемых земель в Римской империи. Но написать 16 глав — самое пространное изложение его богословских воззрений, — только чтобы воспользоваться гостеприимством на краткое время? Кажется, это чересчур. Изумление возрастает, когда Павел заявляет, что намерен отправиться в Иерусалим, чтобы доставить пожертвования тамошним христианам: такие сборы средств он организует уже не первый год (ср. 1 Кор 16, 1–4; 2 Кор 8; Рим 15, 25–28). Итак, некоторые экзегеты предположили, что Послание к римлянам — своего рода богословское завещание Павла, где он излагает в письменном виде все свои мысли[5]. Прежде чем рисковать жизнью в Иерусалиме, он хочет, чтобы о нем судили не по слухам, а по существу. Павел как бы отправляет перед собой «посольство» в виде текста, который будет прочитан и в Иерусалиме, и тогда кто-нибудь из критиков откажется от своих предубеждений.

Судя по всему, римскую общину отличает то, что ее не основал какой-то конкретный апостол, хотя она очень старая. Историки предполагают, что христиане прибыли в Рим очень скоро после воскресения Иисуса: в качестве рабов, вольноотпущенников или купцов — и таким образом опередили апостолов. В Рим 16, 7 Павел передает привет Андронику и Юнии, ставшим христианами раньше него. Очевидно, они могли быть крещены в Азии, а потом перебрались в Рим. Как бы то ни было, в Риме проживает какое-то число христиан первого поколения. Столица империи и узел коммуникаций, Рим идеально подходит для того, чтобы отправленное туда письмо распространилось очень быстро и широко, особенно если Павел пишет осенью, перед традиционным «закрытием Средиземного моря» для рядовой торговой навигации, когда циркулируют только корабли имперской почты и караваны судов между Римом и Александрией. В таком случае письмо прибудет в Иерусалим к весне. Эта гипотеза хорошо объясняет, почему Послание к римлянам служит своего рода завещанием Павла, богословским и духовным. Здесь — самое полное изложение его Евангелия, его учения.

Павел знает, что его резко критикуют, что многие его обвиняют. Например, в моральном попустительстве, на что ясно указано в Рим 3, 8: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых». Главная задача — заявить о любви к своему народу и передать полученное от Бога откровение о грядущем спасении «всего Израиля» (ср. Рим 9–11). Павел не хочет, чтобы в Иерусалиме его принимали, опираясь на слухи, точнее — прилагает все усилия, чтобы опровергнуть то, что считает клеветой.

Еще один фактор служит объяснением — и оправданием — того факта, что Павел пишет к римлянам: он знаком со многими в этой общине. Когда в 49 году император Клавдий изгнал из Рима еврейских руководителей, принявших христианство (и, конечно, кого-то из их оппонентов, синагогальных иудеев)[6], некоторые из выдворенных христиан оказались в Греции, в частности в Коринфе, где Павел их повстречал, как сообщает Лука в Деян 18. Так Павел подружился с парой миссионеров, Прискиллой и Акилой. Когда умер Клавдий, и пришел к власти Нерон, некоторые из выдворенных, конечно, вернулись в Рим; именно этим христианам, знакомым по Азии, Павел передает привет в конце Послания к римлянам.

Несмотря на разнообразие богословских течений, христианские общины горячо стремились к общению и практической солидарности, не забывая о том, что их объединяет мощная закваска: основополагающие таинства крещения и Евхаристии. Письма свидетельствуют и о разнообразии, и об общности. Последнее путешествие Павла в Иерусалим и письмо к римлянам показывают, как горячо он желает, чтобы эллинистические общины, где большинство составляют христиане из язычников, пребывали в подлинном общении с «Церквями-матерями» в Иудее, преимущественно еврейского происхождения.

Павел долго колебался перед этим путешествием в Иерусалим. Риски ему известны. Впрочем, поначалу он планировал послать делегатов вместо себя: «Когда же приду, то, которых вы изберете, тех отправлю с письмами, для доставления вашего подаяния в Иерусалим. А если прилично будет и мне отправиться, то они со мной пойдут» (1 Кор 16, 3–4). Но речь идет о крайне важной посылке. Уже несколько лет Павел собирает деньги для «святых в Иерусалиме». Галатам он сказал, что, будучи в Иерусалиме, дал такое обещание: там попросили «только чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнять в точности» (Гал 2, 10).

Для Павла сбор пожертвований — знак глубокой общности языко-христианских Церквей в Малой Азии и Греции с Иерусалимской Церковью. В его глазах духовное общение неотделимо от материального, финансовый обмен принадлежит к природе Церкви. Вселенскость Церкви претворяется в готовность делиться благами: Иисус умер за всех. Невозможно помнить о Христе, не помня о бедных, о святых в Иерусалиме, о христианах, живущих в менее богатых общинах, чем коринфская или фессалоникийская. И даже бедные пусть будут щедры. Павел пишет коринфянам: «При сборе же для святых поступайте так, как я установил в церквах Галатийских. В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы не делать сборов, когда я приду» (1 Кор 16, 1–2).

Павел обосновывает пожертвования тем фактом, что основанные им общины получили пользу от веры и приобщились к обетованиям Израиля: поэтому они должны быть благодарны. Таким образом, все богословие, излагаемое Павлом в Послании к римлянам, соотносится с обменом материальными благами. Когда будет предъявлена круглая сумма звонкой монеты, станет ясно, что христиане из язычников находятся в полном общении с единоверцами еврейского происхождения. Павел гордится этой инициативой. Пожертвования — финансовая гарантия его религиозных и общинных амбиций: обращенные из язычников — полноправные христиане, не второй сорт[7]. Все причастны одному Христу, в Которого крестились. Все ожидают исполнения одних и тех же обещаний, приняв единого Духа.

С конца первого века письма Павла, равно как и Петра, и Иакова, будут зачитываться во всех Церквях. Мы не знаем из истории, были ли приняты пожертвования, собранные Павлом, но, безусловно, транслируемое ими послание имело успех. Лука предпочел не упоминать об этом деле, желая подчеркнуть, что именно Дух побудил Павла отправиться в Иерусалим. Лука прямо переходит к духовному основанию путешествия и проводит параллель между восхождением Иисуса в Иерусалим, где Он отдал жизнь за Израиль и за многих, и путешествием Павла, который тоже идет отдать жизнь за единство всех христиан.

Послания: богословский факт

Тот факт, что некоторые христиане под своим именем взяли слово для обсуждения конкретных вопросов, волнующих общину, и что сказанное ими очень скоро стали воспринимать как вдохновленное Богом, отнюдь не должен остаться незамеченным: его богословскую значимость трудно переоценить. Люди пишут, спонтанно и с горячностью, делясь своими убеждениями, и именно эти тексты сочтены достойными принадлежать к Новому Завету, к Божьему откровению. Этот факт в каком-то смысле вписывается в важнейшую логику христианства — логику воплощения. Бог может сообщать о Себе в человеке и через человеческие слова. Стилистическая пестрота новозаветных текстов — своего рода литературный отголосок богословского представления о том, что Бог говорит через людей, что Святой Дух продолжает действовать в словах первых апостолов и их преемников. Один из экзегетов заметил, что вся Библия, если присмотреться, выстроена диалогически, как постоянный обмен репликами между Богом и людьми[8]. Бог действует, берет слово тем или иным способом, затем человек отвечает, в свою очередь принимается говорить, и это слово также признано исходящим от Бога. Одним из критериев каноничности Писаний было то, что их можно читать на литургии[9].

Заключение

Бог, беря слово, становится плотью в человеке, ничего не написавшем, и устраивает так, что слово возьмут другие люди: человеческие и Божии слова неразделимы. Письма в Новом Завете — незаменимое свидетельство о невероятной свободе, дарованной Духом Божиим, бесценный отзвук радостей и надежд, страданий и драм группы людей I века, без которых наш мир не был бы таким, каков он есть. Читать эти письма — значит войти в повседневную жизнь крошечных общин, которые собирались, например, в доме у какого-нибудь знатного лица (Фива, Эраст и т. д.), терпели враждебность от своего окружения, а часто и от собственной семьи, устраивали скромные домашние богослужения и выказывали крепкую солидарность.

Конечно, среди них было немало рабов и людей необразованных. Но был и фарисей из Тарса (информация о его происхождении предоставлена Лукой в Деян 9, 11), отлично обученный греческой риторике и еврейской герменевтической мудрости, сын племени Вениаминова, римский гражданин. Именно благодаря этому изощренному инструменту, изумительному «избранному сосуду» (Деян 9, 15), слово Евангелия ожило во всей своей силе. Павел первым начал писать послания, его примеру последовали некоторые христиане из других Церквей. Благодаря им тот путь, каким весть Иисуса была воспринята и претворена в жизнь первыми христианскими поколениями, становится, так сказать, осязаемым. Уже невозможно отделить Евангелие от писем, в которых оно раскрывается. И над этим уроком всегда полезно размышлять.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Исследователи полагают, что Иоанново предание восходит к ученику первого поколения, некоему «Иоанну старцу (или пресвитеру)», который жил в Иерусалиме, а не в Галилее, и был близок к священническим кругам.

[2] Ср. Й. Ратцингер, Иисус из Назарета. Часть вторая. От входа в Иерусалим до воскресения, М., Издательство францисканцев, 2020, в особенности глава 8, посвященная воскресению.

[3] См. краткое, но блестящее изложение этого тезиса: E. Przywara, Agostino inForma l’Occidente, Milano, Jaca Book, 2007.

[4] И даже больше, если верить многим современным экзегетам, усматривающим сильное влияние Павла в Евангелии от Марка.

[5] Ср. G. Bornkamm, The Letter to the Romans as Paul’s Last Will and Testament, в K. P. Donfried (ed.), The Romans Debate, Edinburgh, T. & T. Clark, 1991, 16–28.

[6] Этот указ об изгнании, упомянутый римским историком Светонием, датируется 41 годом или 49-м, к которому в настоящее время склоняется большинство исследователей.

[7] Ср. убедительные высказывания еврейского мыслителя J. Taubes, La théologie politique de Paul, Paris, Seuil, 1999, 38–40.

[8] Ср. W. Vogels, La structure symétrique de la Bible chrétienne, в J.-M. Auwers — J. H. de Jonge (edd.), The Biblical Canons, Leuven, Peeters, 2003, 295–304.

[9] Ср. B. Sesboüé, Essai de théologie systématique sur le canon des Écritures, в AA.VV., Le canon des Écritures, Paris, Cerf, 1990, 523–539.