Пино Ди Луччо SJ

Что такое зло, от которого мы просим избавить нас в молитве «Отче наш»?

Просьба избавить от зла отличается от просьбы, касающейся искушения, или это уточнение? Верующий, произносящий слова молитвы «Отче наш», просит, чтобы его не ввели в  искушение и избавили от зла, вызывающего искушение веры: он просит избавить его от зла греха, прощенного Кровью Иисуса, и поэтому просит не оставлять его в искушении веры, с которым столкнулся и которое выдержал Иисус, освобождая всех от зла разделения, греха и смерти. Автор — профессор Священного Писания в Папском Григорианском университете.

***

В итальянской версии молитвы «Отче наш» прошение об искушении было переформулировано: вместо «Не введи нас в искушение» мы говорим «Не оставь нас в искушении». Этот выбор, обусловленный пастырскими соображениями (чтобы мы не думали, что Бог хочет «подвести» нас к греху[1]), побуждает задуматься о смысле слов молитвы, которой учил Иисус (у святого Луки — по просьбе ученика; у святого Матфея — в нагорной проповеди)[2].

Думают ли те, кто просит не быть оставленными в искушениях, о каких-то конкретных испытаниях? Об искушениях и испытаниях в жизни? Или о великом зле и великом последнем искушении[3]? Отличается ли просьба об избавлении от зла от просьбы об искушении или же она является ее уточнением? В чем заключается зло, от которого мы просим нас избавить? Является ли оно всегда и для всех одним и тем же или же оно принимает различные формы для отдельных людей и определенных групп в зависимости от времени и обстоятельств? Почему Господь должен оставлять нас или вводить в испытания? Разве не должен Он, будучи добрым Отцом, предотвратить искушение, а также избавить нас от всех форм зла, включая пандемии и войны?

Искушение и избавление от зла

Краткая версия молитвы «Отче наш» в Евангелии от Луки, в отличие от длинной версии в Евангелии от Матфея, завершается просьбой не быть введенными в искушение или не быть оставленными в искушении, согласно формулировке в переводе Библии под редакцией Итальянской конференции епископов 2008 года. Этот перевод был принят новым Римским Миссалом и для общинного чтения молитвы «Отче наш». Подобная просьба повторяется в Гефсиманском эпизоде, когда Иисус предлагает ученикам, которые не могут бодрствовать вместе с ним, молиться, «чтобы не впасть в искушение»[4]. Кроме того, в Гефсиманском саду Иисус обращается к Отцу, произнося краткую версию молитвы «Отче наш»: по-гречески «патер», по-арамейски «авва», что можно перевести как «папа»[5]. Иисус просит Отца, чтобы Тот пронес чашу страданий мимо Него[6], но вверяет Себя Его воле[7], как сказано в конце первой части молитвы «Отче наш» в версии Матфея.

В Гефсиманском саду Иисус молился словами молитвы «Отче наш». Просьба об избавлении от зла (или от Лукавого — так можно понять родительный падеж ponerou в греческом тексте и так он переведен, например, в английском варианте молитвы «Отче наш») не упоминается прямо ни в Гефсиманской молитве Иисуса, ни в кратком варианте молитвы «Отче наш». Для святого Августина эта просьба ничем не отличается от прошения, касающегося искушения. Именно поэтому Лука мог опустить последнее предложение молитвы «Отче наш», то есть указать, что это одна и та же просьба[8].

Если зло определяет библейское искушение, являющееся недоверием к Божьей любви[9], то последняя просьба длинной версии молитвы «Отче наш» подразумевает освобождение от этого зла: от того, кто его вызывает, и от конкретных способов, через которые оно проявляется. Однако конкретное значение освобождения от зла (и от искушения) в молитве «Отче наш» понимается в связи с другими словами этой молитвы. Искушение, зло и другие слова молитвы «Отче наш» лучше всего понятны, с одной стороны, в их библейском контексте, а с другой — в контексте Евангелий и повествовании о Страстях[10].

Избавление от зла в Псалме 21

В повествовании о Страстях, согласно Евангелиям от Матфея и Марка, прямо упоминается Псалом 21, содержащий призывы к избавлению от зла, связанного с «искушением». После распятия и оскорблений, косвенно напоминающих об искушениях (спасти самого себя)[11], Иисус, согласно этим Евангелиям, умирает, выкрикивая на арамейском языке слова этого псалма, который начинается именно с возгласа[12]: «Боже мой! Боже мой! [внемли мне] для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова́ вопля моего. Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью, — и нет мне успокоения» (Пс 21:2–3)[13].

Иисус умирает на кресте, выкрикивая слова всего этого псалма, в котором исповедание доверия явно выражено в конце, но чередуется с плачем на протяжении всей молитвы. Ответ, мольба о котором звучит в стихе 3, прямо упоминается в стихе 22: «Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне; избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою; спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня» (Пс 21:20–22)[14].

Упоминание первых слов молитвы «Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил меня?» в Евангелиях указывает, во-первых, что на кресте Иисус молился этим псалмом и исполнил слова Писания своей молитвой, а во-вторых, что молитва Иисуса стала дополнительным поводом для оскорблений и возмущений, а также искушений со стороны тех, кто был свидетелем Его смерти. Слова солдат — «Посмотрим, придет ли Илия, чтобы спасти Его» — указывают, с одной стороны, на слова тех, кто обращался к Иисусу на кресте с выражениями, похожими на слова искусителя, а с другой стороны, на смысл библейских искушений[15]. 

Иисус снова вскричал, прежде чем испустить дух и тем самым исполнить Писание[16]. То есть Он умер, молясь именно в этих словах «вопля». На искушение быть покинутым, оказаться вдали от спасения, Иисус отвечает молитвой. Цитируя всего несколько слов из одного стиха — «Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил меня?», — евангелисты хотят сказать, что Иисус молится всем псалмом, выражающим уверенность в том, что Господь избавляет от зла и от искушения думать, что спасение далеко, несмотря на опыт покинутости, несмотря на смерть. Искушение противоположно доверию к спасительному присутствию Господа, а Иисус разделяет надежду псалмопевца и на кресте исполняет смысл и пророчество этой молитвы. С молитвой Иисуса на кресте спасение Господа — что буквально означает еврейское имя Иисуса — проявляется в месте искушения, зла и отдаленности спасения, как откровение любви, исцеляющей и возрождающей в местах, где есть предательство, отрицание и покинутость.

Зло вражды

Иисус делает своими слова псалмопевца, который в Псалме 21 призывает к спасению, чтобы быть избавленным от зла, порожденного враждой, и это зло он связывает с искушением отдаления от спасения и спасительного присутствия Бога. Слова Иисуса на кресте не означают Его отчаяния, как можно было бы подумать, ограничивая Его молитву первыми словами псалма, цитируемого в Евангелиях. Действительно, после возгласа, вместе с выражением доверия («Боже мой, Боже мой…») в Пс 21:4–6 содержится явное исповедание веры[17]: «Но Ты, Святой, живешь среди славословий Израиля. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавлял их; к Тебе взывали они, и были спасаемы; на Тебя уповали, и не оставались в стыде» (Пс 22:4–6).

В стихе 5 спасение описывается как «бегство» (plt), а в стихе 6 — с помощью термина mlt, который имеет смысл «избегать» в значении «спасаться». Именно так описывается избавление от зла, и именно так переживается спасение: чудесным образом, когда оно кажется далеким из-за ненависти, представленной окружением врагов[18]. Псалмопевец подробно описывает бедственное положение, в котором он находится, зло вражды в виде окружения[19] и причины, по которым он подвергается искушению отдалиться от своего спасения. В то же время он признается, что защищен Господом от чрева матери и навеки (ст. 10–11)[20]. Так исповедуется спасение, переживаемое теми, кто доверяет Божьему Слову и Его обетованию даже в момент покинутости: «На Тебя оставлен я от утробы; от чрева матери моей Ты — Бог мой. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет. Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня» (Пс 22:11–13).

В этом псалме прослеживается связь между искушением недоверия и конкретным злом, вызванным враждой и прожитым как эффект вражеских ловушек. Настоящее зло в этом псалме и в подобных молитвах — страдание от искушения удаленности Господа. Зло вражды, искушение удаленности Господа и Его спасения связаны между собой.

После неоднократного описания окружения (ст. 13, 17), которое приводит к крайнему иссушению (ст. 16а) и «сведению» к персти смертной (ст. 16б), упоминание об одежде является «пророческим поворотным пунктом»: «Делят ризы мои между собою, и об одежде Моей бросают жребий свой» (ст. 19). В момент величайшего унижения псалмопевец переживает спасение. В тот момент, когда разделение одежды выражало как бы стирание существования, само это действие становится «знаком» причастности. Это опыт спасения (ср. ст. 5–6): отброшенный человек становится краеугольным камнем, как в Пс 117:22 и согласно библейской логике изменения судьбы[21].

По сути, Псалом 21 — это молитва праздника Пурим[22], в котором празднуется память о резком изменении судьбы (ср. Есф 9:22), что влечет за собой и подчеркивает — несмотря на изменение ситуации, а также в связи с ее изменением — неожиданную общность и участие в общей истории.

В повествованиях о Страстях упоминание этого псалма подводит итог всей жизни Иисуса, Его унижения и дар Его жизни, чтобы предложить участие в Его общении с жизнью Отца там, где есть опыт зла, искушение покинутости и отдаленность спасения. Таков смысл последних просьб молитвы «Отче наш» в свете повествований о Страстях и библейских текстов, прямо или косвенно упоминаемых в них. Иисус взял зло на себя, победив его даром своей жизни и сделав нас сопричастниками Его общения с Отцом, являющегося источником жизни и любви. Таким образом Он дал жизнь в ситуациях, заблокированных искушением недоверия[23]. Хотя в ней нет явных упоминаний слов и фраз из молитвы «Отче наш», Псалом 21 может служить объяснением зла, от которого мы просим избавить нас, читая эту молитву, если смотреть на слова молитвы Иисуса в контексте повествования о Его Страстях.

Псалом 21, молитва «Отче наш» и Страсти Иисуса Христа

Для Псалма 21 характерно сочетание разных жанров: плач, исповедь, хвала. За призывом, как причитанием и в то же время исповеданием доверия, следуют слова «вопля», который в стихе 2 является буквально ревом (shaagà)[24]: «Далеки от спасения моего слова вопля моего». На иврите крик (qara, ст. 3) может быть громким призывом, как в арамейском переводе (Targumìm) в Быт 22:14. В этом же тексте глагол qara вводит молитву, произносимую Авраамом, в которой, с одной стороны, говорится о его единении с Исааком в послушании постановлению Господа, а с другой — о бедствиях сынов Израиля и отпущении грехов. Эти темы есть и в молитве «Отче наш», например, испытание (на иврите: nissayòn) из Быт 22:1 соответствует библейскому значению искушения: «Ты Господь Бог, Который видит, но невидим. Все явлено и известно перед Тобой (включая тот факт), что не было разделения, когда Ты сказал Мне: „Предложи мне Исаака”. Я встал тотчас же, рано утром, и исполнил повеление Твое на деле, и выполнил постановление Твое. Теперь я молю Тебя, Господи Боже: когда сыновья Исаака, сына моего, войдут в час угнетения, Ты вспомнишь ради них узы отца их Исаака, простишь и помилуешь грехи их и избавишь их от всякого бедствия» (TJII mp Быт 22:14)[25].

Слова молитвы Авраама с призывом к спасению и ссылкой на «испытание» (в угнетении и страданиях, которые соответствуют искушению и злу) неоднократно настаивают на единстве, тема которого вновь взята из текста библейского повествования. В начале I века н. э. Филон объяснил, что когда в Быт 22:8 говорится: «И шли далее оба вместе [т. е. Авраам и Исаак]», это следует понимать как единство намерений[26]. Единство двух патриархов в послушании велению Господа подобно гарантии (во зле искушения) коллективного прощения и спасения их потомков, когда для них настанет час угнетения и бедствия.

С другой стороны, в молитве «Отче наш» прощение (полученное и данное) испрашивается вместе с избавлением от зла, ссылаясь на молитву и исполнение пророчества из Пс 21:19. Этот текст цитируется и объясняется в Ин 19:24 (согласно версии в Септуагинте, которая буквально воспроизводит еврейский текст псалма 21) в эпизоде, когда солдаты делят одежду Иисуса. Упоминая о судьбе и единстве туники Иисуса[27], евангелист явно ссылается на смысл Пс 21, а неявно — на пророчество Каиафы и на традиции, такие как Targùm в Быт 22[28]. Иисус — «Царь Иудейский», который в момент своего вознесения на крест берет на себя судьбу (и грех) всех[29], включая брошенных и отчаявшихся, и открывает, делает всех причастными к своему общению любви с Отцом, которое и есть проявление Царства Божьего. Это Царство и его мир не имеют ничего общего с единством и союзом царств этого мира. Вот почему Отец не посылает армию, чтобы спасти Иисуса в момент опасности и покинутости[30].

В эпизоде, следующем за разделением одежды, слова Иисуса, обращенные к матери и любимому ученику, связаны со смыслом цитаты Псалма 21. В обоих эпизодах, согласно четвертому Евангелию, речь идет об участии в жизни Христа: о резкой перемене и участии в Его судьбе, в общности с Его жизнью.  Воины получают по жребию одежду Иисуса, ученик — мать, а мать — любимого ученика[31]. Каждый ученик «любим» и становится подобным Иисусу (через разделение и изменение судьбы): он обращен, исцелен и преображен любовью Иисуса, он разделяет единство с Ним в том числе и через знакомство с Его Матерью[32]. Таким образом, в евангельских повествованиях о Страстях Иисус освобождает от зла и Лукавого, который согласно значению греческого слова является клеветником и разделителем (ho diabolos), а по-еврейски — обвинителем (Satàn). Зло вражды (и искушение недоверия) побеждено любовью, которую Иисус явил даром своей жизни, и последующим опытом присутствия спасения в месте покинутости.

Дар жизни Иисуса открывает любовь Отца, которая прощает, исцеляет и возрождает. Единство, вытекающее из этой любви, — это не союз политических и тем более не союз военных сил, и даже не простое объединение и возможное согласие по определенным религиозным, философским, социальным и даже богословским идеям, а скорее опыт отношений, который Иисус в Евангелии от Иоанна объясняет через пребывание: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино…» (Ин 17:21).

Молитва о единстве

В Гефсиманском саду Иисус соглашается исполнить волю Отца[33] и берет на Себя зло, чтобы освободить людей от искушения восприятия Бога как далекого, оставляющего своих детей. Евангелие от Иоанна предвосхищает на Тайной вечере молитву, которую в Синоптических текстах Иисус произносит в Гефсиманском саду. Это та же молитва — о доверии и об избавлении от зла, — выраженная значением призыва «Отче», как объясняется в 17-ой главе Евангелия от Иоанна[34]. В этой молитве Иисус, подняв глаза к небу, просит, чтобы Отец прославил Его, чтобы потом Иисус прославил Отца. Для обозначения этого действия, выражающего взаимность любви Отца и Сына, используется термин не hagiazō (освящать), — который встречается в ст. 17, 19, — а doksazō (прославлять)[35], что соответствует еврейскому глаголу kavàd, термину, который в Библии указывает на «постоянное» присутствие Господа. Таким образом евангелист объясняет наступление Царства славой Отца во взаимной любви, явленной и разделенной жизнью и даром жизни Сына. В четвертом Евангелии прославление — это проявление в самом начале творения взаимной любви Отца и Сына и передача этой любви в даре жизни Сына. Прославление Отца и освящение Его имени происходит в час возвышения Иисуса[36] — крестной смерти.

Перед Страстями Иисус молится о том, чтобы через Его прославление ученики избавились от зла и обрели жизнь вечную (ср. Ин 17:2), то есть чтобы они на практике, на опыте познали Божью любовь и общение между единым истинным Богом и тем, кого Он послал[37]. На основании текстовой критики, структуры стихов Ин 17:20–23 и богословия четвертого Евангелия Клейтон Крой показал, что длинный вариант молитвы о будущих учениках в Ин 17:21 («да будут в Нас едино») следует предпочесть короткому варианту («да будут в Нас»). Длинный вариант соответствует теологии единства в четвертом Евангелии, созданной по образцу единства Отца и Сына и ставшей возможной благодаря этому единству (на что указывает использование предлога en)[38]: «И Я прошу не об этих только, но и о верующих в Меня через слово их. Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, чтобы мир уверовал, что Ты послал Меня. И Я славу, которую Ты дал Мне, дал им, чтобы они были едино, как Мы. Я в них, и Ты во Мне, да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин 17:20–23).

Иисус передает ученикам славу, которую Он получил от Отца, чтобы они были совершенны в единстве, или, точнее, «в бытии едино». Единство, о котором Иисус неоднократно говорит в четвертом Евангелии, — это взаимное общение и взаимное пребывание[39]. Это Царство, и это избавление от зла (и искушения), — дело, совершенное Иисусом.

Заключение

В молитве «Отче наш» прошение об искушении относится к библейской терминологии[40] и завершается просьбой об избавлении от зла, на что указывает греческая частица alla, переведенная на итальянский язык как «ma» (но) и имеющая значение «вместо»: «Не оставь нас в искушении, но избавь нас от зла». Как объясняется в повествовании Страстей, избавление от зла — это мир, который Иисус даровал Своей жизнью: он формирует новый народ, независимо от расы, этот мир воплощается через прощение и празднуется в литургии с Пятидесятницей, с даром Духа, как исполнение Пасхи Иисуса[41]. Когда мы говорим: «Не оставь нас в искушении», мы просим о даре веры, чтобы избавиться от зла и от всего, что может отделить нас от Божьей любви, явленной и исполненной через прославление Иисуса. Искушение злом и искушение Лукавого — силы, противостоящие единству и миру Божьего Царства и Его любви.

Искушение ощущать себя забытым Богом, желание спастись самому, связано со злом, являющимся результатом и источником этого искушения, а таже причиной войн и разделений. Вражда и война идут там, где нет доверия к любящей заботе Отца и принятию Его слова. С другой стороны, доверие к любви Отца даже там, где спасение кажется далеким (что влечет за собой практику прощения), отдаляет зло вражды и разделения и побеждает его.

Молитва, которой Иисус научил Своих учеников, имеет общинный смысл. Хотя мы можем соотносить ее слова с нашими собственными нуждами, прошения молитвы «Отче наш» изначально имеют библейский смысл и лучше всего понимаются в связи с другими просьбами молитвы «Отче наш», которые обобщают всю жизнь и учение Иисуса, включая Его Страсти. Искушение недостатка веры влечет за собой зло разделения. С другой стороны, вера в заботу и любовь, которую Небесный Отец проявляет ко всем Своим сыновьям и дочерям, явленную в даре жизни Иисуса, изгоняет зло разделения, ненависти, вражды и войн.

Молитва «Отче наш» — это молитва о наступлении Царства Божьего и предполагает Страсти Иисуса, с которыми, согласно Евангелиям, приходит Царство Божие. В обоих случаях — в молитве «Отче наш» и в Страстях — Иисус «объясняет» Отца, открывает святость Его имени и Царство, приходящее с принятием Его Слова, с освобождением от зла и от искушения думать о Боге, как о далеком Отце и незаинтересованном в благе Своих детей. Царство Божие и освящение имени Отца мы получаем, практикуя учение Иисуса, которое «ежедневно», как манна из Исх 16:4, символизирует Слово Божье и обетование Божьего Слова, то есть прощение, полученное как дар и данное[42].

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Ср. Суд 1:13. Переформулирование фразы, касающейся искушения, помимо пастырских мотивов, возможно, еще было сделано из-за смятения, которое вызывает термин «вводить» в предыдущем переводе с латыни (ne nos inducas). На некоторых языках — например, на английском и на немецком — продолжают молиться о том, чтобы не быть введенными в искушение, согласно буквальному смыслу фразы на греческом (mē eisenenkēs ēmas eis peirasmon). Ср. P. Bovati, «Non metterci alla prova». A proposito di una difficile richiesta del Padre Nostro, in Civ. Catt. 2018 I 215–227.

[2] Ср. Лк 11:1–4 и Мф 6:9–13 с Мф 5:1–2.

[3] Ср. R. E. Brown, The Pater Noster as an Eschatological Prayer, in Theological Studies 22 (1961) 175–208.

[4] Мф 26:36.

[5] Мк 14:36.

[6] Ср. Лк 22:41.

[7] Ср. Мф 26:39, Мк 14:36, Лк 22:42.

[8] Ср. Св. Августин Иппонийский, Enchiridion ad Laurentium de fide, spe et charitate, 30, 116.

[9] Ср. Втор 8:1–5.

[10] В еврейских молитвах, которые имеют схожие черты с молитвой Иисуса, темы общие с «Отче наш» соединены между собой. Ср. P. Di Luccio, Il Padre dei piccoli e la pace del suo Regno. Sette studi sul «Padre Nostro» con un lessico di termini ebraici ed aramaici, Napoli, Editoriale Scientifica, 2021.

[11] Ср. Мф 27:39–44 с Мф 4:1–11.

[12] Ср. Мф 27:46, Мк 15:34.

[13] Переводы наши. F.-L. Hossfeld — E. Zenger, Die Psalmen. Psalm 1–50, Würzburg, Echter Verlag, 1993, 146, во втором стихе читают shaua (вопль) вместо yeshua и переводят: «Боже мой, Боже мой, почему Ты меня покинул, Ты далек от моего вопля, от слов моего стенания». 

[14] В Пс 21:22 Библия Иерусалимской библейской школы вместе с Септуагинтой и Вульгатой в качестве перевода выбирают aniyyati вместо anitani. Вместо «Ты ответил мне» переводят: «Моя несчастная жизнь».

[15] Ср. Мф 27:49 с Мф 4:1–11.

[16] Ср. Мф 27:50, Ин 19:30.

[17] Ср. Пс 117:1.

[18] «Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: он уповал на Господа: пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему» (Пс 21:7–9). Унижение псалмопевца, как и то, что описано в Пс 117:10–13, отсылает к Ис 52:14. 

[19] Ср. Пс 117:11–12 и Пс 22:9 с Пс 2:18–20. В Пс 21:12 используется терминология Пс 117:5 (metzar, ср. Пс 119:1) и Пс 117:1 (ozer, ср. Пс 120:1–2). Вместо тельцов из Пс 22:13 в Пс 117:12 врагов сравнили с пчелами.

[20] Ср. Пс 130:2.

[21] Ср. Быт 37–50.

[22] См. Эсф 3:7.

[23] В византийской литургии Страстной недели победа Иисуса над смертью и грехом многократно провозглашается словами этого тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».

[24] Ср. Из 19:7, Ив 4:10, Ис 5:29.

[25] Фрагментарный таргум Пятикнижия. Парижский манускрипт. Cfr M. L. Klein (ed.), The Fragment-Targums of the Pentateuch. According to their Extant Sources, 2 voll., Roma, Pontificio Istituto Biblico, 1980.

[26] Филон Александрийский, De Abrahamo, 172. Таргум еще больше уточняет смысл этого «единства»: один жертвует, а другой приносит в жертву.

[27] Ср. Ив 19:23–24. Туника, по-гречески chitōna, — соответствует термину, который на иврите описывает одежду первосвященника — была очень интимной одеждой, которую надевали прямо на тело. Ср. Исх 39:22–23, Лв 16:4. Акцент на тунике Иисуса может содержать в себе отсылку к истории Иосифа. Для Мидраша (Gen R 84, 20) упоминание туники в Быт 37 представляет собой одежду первосвященника и указывает на изменение и разделение судеб, которые объединяют персонажей библейских историй. Ср. A. Shinan, Kutonèt we Tzeìf, begadìm usimlòt ba Midrashìm al Sippurèy Yosèf, in Dappìm le Mechqàr be Sifrùt 16–17 (2008–2009) 16–25.

[28] Ср. Ин 11:51–52.

[29] Ср. Евр 9:11–14.

[30] Ср. Ин 19:36.

[31] Ср. Ин 2:4.

[32] «Каждый человек, став совершенством, больше не живет, но Христос живет в нем и, поскольку Христос живет в нем, то о нем говорят Марии: вот Сын Твой, Христос» (Origene, Commentarium in Iohannem, 1, 6).

[33] Ср. Лк 22:42.

[34] Многими критиками Нового Завета Ин 17 считается мидрашем «Отче наш».  Ср. O. Jr. Walker, The Lord’s Prayer in Matthew and John, in New Testament Studies 28 (1982) 237–256.

[35] Ср. Ин 1:14, 2:11, 11:4, 40.

[36] Ср. Ин. 12:23–33.

[37] «Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла. Они не от мира, как и Я не от мира. Освяти их истиною Твоею: слово Твое есть истина» (Ин 17:15–18). В Ин 17 слова «Отче наш» объяснены не последовательно, а совместно, чтобы указать, что прошения молитвы связаны: святость Божьего имени и Его Царства, Слово Истины, являющееся «хлебом насущным», и освобождение от зла и от лукавого.

[38] Ср. N. Clayton Croy, «That They also Might Be [One] in Us». Establishing and Interpreting the Text of John 17:21, in Novum Testamentum 64 (2022/2) 229–248.

[39] Ср. Ин 6:56, 10:30–38, 14:10.11.20, 15:4.5, 17:11.25.

[40] Ср. Быт 22, Втор. 8:1–5, Мф 4:1.

[41] Верующий, читающий «Отче наш», просит не быть введенным в искушение (или не быть оставленным в искушении), согласно приглашению Иисуса в Гефсиманском саду, и просит быть избавленным от зла (искушения веры) по заступничеству Иисуса: он просит быть избавленным от зла греха, прощенного Кровью Иисуса, и потому проситне быть введенным и не быть оставленным в искушении веры, с которым столкнулся и которое выдержал Иисус, освобождая всех от зла разделения, греха и смерти. Ср. Мф 27:39–44, Рим 3:21–26, Евр 5:7–10.

[42] Пришествие Царства Божьего — это исполнение Божьей воли, выраженной в маленькой хвалебной молитве Иисуса в Мф 11:24–25 и Лк 10:20–22. В этой молитве Иисус указывает на малость — того, кто отвергнут — жизни единства, то есть единения с жизнью и любовью Небесного Отца.