Карло Казалоне SJ

В десятую годовщину кончины кардинала Мартини (1927–2012) его мысль, пастырское служение и биография стали темой огромного числа публикаций. Тем не менее, есть вероятность оставить в тени почву, куда уходят корнями его выступления и деятельность. В статье изучается именно это созидательное ядро, по мнению автора, заключающееся в союзе Cлова Божия и духовности Игнатия Лойолы. В этом свете инициативы и стиль кардинала стали практическим воплощением его глубокого убеждения в универсальной воспитательной ценности Библии и первенства духовного мира. Автор — президент Фонда Карло Мария Мартини.

***

В десятую годовщину кончины кардинала Карло Мария Мартини (1927–2012) вышли в свет множество книг и всевозможных статей на страницах журналов и газет. Их авторы вспоминали и исследовали разнообразные аспекты биографии, мысли и пастырского служения кардинала. В новых публикациях глубоко изучается, как именно Мартини исполнял свои обязанности на европейском уровне, в том числе — его опыт, накопленный в период жизни в Риме в качестве преподавателя (и ректора) Папских учреждений, вверенных иезуитам (Библейский Институт и Григорианский университет)[1].

В публикациях иного плана, вдохновленных его размышлениями, показана способность стать закваской для современной культуры[2] и жизни Церкви[3]. Из них особо выделяется переиздание работы Il vescovo(Епископ — прим. пер.), с размышлениями и комментариями епископа Рима: Папа Франциск с энтузиазмом принял предложение издательства Сан-Паоло и Фонда Мартини ответить на провокационные мысли кардинала о дорогом им обоим служении[4]. Помимо этого, готовятся к публикации работы и исследования, включая несколько диссертаций на соискание докторской степени. Благодаря этому мы сможем полнее и яснее узнать мысли Мартини и его личность.

Но именно множество освещенных в печати тем и инициатив кардинала — оригинальных, мудрых и разносторонних — поднимает вопрос: что служило созидательным ядром, сердцевиной для его мысли и работы? Ведь, с одной стороны, его активность и выступления характеризуются объединяющей печатью, побуждающей искать источник их вдохновения; с другой стороны, всегда остается некоторое неудовлетворение от попыток перечислить темы или каталогизировать идеи Мартини согласно критериям, не отвечающим их внутренней динамике. Именно этот вопрос мы намерены рассмотреть ниже.

Союз Библии и Игнатия Лойолы

Сам Мартини указывает нам направление, куда стоит бросить взгляд, чтобы понять, в какую же почву уходит корнями его способ действия: точка пересечения Библии и духовности Игнатия Лойолы. Вспомним слова, которыми он описывает опыт, открывший ему перспективу чтения Библии через призму игнатианской духовности в годы изучения философии в Институте Алоизианум г. Галларате (где 65 лет спустя окончится его жизнь на земле): «Примерно в двадцатилетнем возрасте я взял в руки книжечку святого Игнатия Духовные упражнения и начал читать ее слово за словом: до сих пор я вижу, как гуляю под пиниями Алоизианума в Галларате, впитываю эту книжечку и открываю в ней необыкновенное: мало-помалу я понял, что святой Игнатий заставляет читать Библию, стараясь найти фундаментальный ключ, исходя из центрального места Иисуса и креста Господа. Так вместе с этим духовным опытом Упражнений я соединил опыт Писания»[5]. И еще его слова об игнатианской книжечке: «Это подлинный источник вдохновения, я не привожу вам конкретные отсылки, а сам совершенно беспрепятственно питаюсь ею»[6].

Поэтому, по-видимому, именно из этого союза проистекает оригинальный и определяющий элемент, пусть и не сразу же очевидный, над которым следует поразмышлять глубже. Он легко ускользает от взгляда, поскольку касается не только содержания размышлений и конкретных инициатив, но также средств и духовного пройденного пути, ставших возможными благодаря ему[7].

Подобный подход, кроме того, поможет не потеряться в мириадах тропинок: есть опасность, что все это окажется неинтересным, их связь с конкретными обстоятельствами неочевидной. В итоге может появиться ощущение, что мы переросли наследие кардинала, и его следует незамедлительно сдать в архив[8]. Это, конечно, не означает, что нужно игнорировать выступления, сохраняющие свою ценность и демонстрирующие пророческую харизму Мартини, особенно по до сих пор животрепещущим и неразрешимым вопросам: вспомним о таких проблемах, как мир, война, справедливость, миграция, забота о городе, созидание Европы народов, диалог между разными религиями и мировоззрениями[9].

Игнатианское вдохновение служения Мартини

Сила предложений Мартини заключалась в способности приобщить собеседников к духовному опыту, что, конечно, было отличительной чертой Игнатия. Символично, что святой написал не трактат о духовной жизни, а составил четкий план упражнений: предложение, которое, с одной стороны, совмещает ригоризм следования по этапам и по расписанию (неудивительно, что Мартини использовал для своих начинаний термины из системы образования, такие как «школа» или «кафедра»), при этом любой человек может подогнать эту схему под себя, с учетом личных особенностей и ритма жизни. Игнатий стремился способствовать личной встрече Творца и творения. Все прочее подчинено этому диалогу, происходящему в динамике совести. По мнению Игнатия, тот, кто предлагает духовные упражнения, должен уделять наибольшее внимание содействию обретению опыта взаимной встречи с Господом, избегая постороннего вмешательства и позволяя «Творцу работать напрямую с творением и творению — с его Творцом и Господом» (Духовные упражнения [ES], п.15): такими словами святой баск описывает задачу того, кто сопровождает других на духовном пути[10].

Для содействия такой «прямой работе» необходимо предоставить условия: именно так созревает и обращается совесть. Мартини выдающимся образом развил этот аспект не только в качестве руководителя курсов духовных упражнений, но и будучи епископом амвросианского диоцеза — как в публичные моменты, так и во время личных встреч. Те, у кого есть опыт диалога с ним, оставили нам множество свидетельств в биографических воспоминаниях. Достаточно в качестве недавних примеров привести слова журналистки Сильвии Джакомони и досточтимого Габриэле Альбертини[11].

Игнатианская организация “lectio divina”

Пастырское предложение, интерпретировавшее суть этой динамики — lectio divina, с помощью которого Мартини сумел привести совершенно разные группы к слушанию Библии. Он придерживался классического разделения четырех традиционных шагов (lectio, meditatio, oratio и contemplatio), их он интерпретировал и дополнил в игнатианском ключе (consolatio, discretio, deliberatio и actio).

Не погружаясь в отдельные термины, которые, согласно теологии XVI века, помогали сделать правильный выбор, мы отметим только, что Мартини понимает lectio как «сложное, постепенное действие, состоящее из этапов или последовательных моментов»[12] и связь между размышлением и действием как структурированный путь: «Психологическая структура, ведущая от мысли к действию, богатая и сложная, затрагивает динамику чувств, оценку, которая выбирает, решение, которое постановляет»[13].

Молитва во встрече с Господом Иисусом становится закваской жизни, преображает критерии оценки и вдыхает силы для свободного и ответственного действия согласно логике Евангелия. Слушать Слово недостаточно, если не претворять услышанное в реальной жизни и конкретном действии. Вопросы, которые Мартини в конце размышления с решительной простотой задавал своим собеседникам, служили своего рода мостом к действенному существованию.

Библия как образовательная книга человечества

Но lectio divina, которое с первого собрания в Миланском соборе развивалось, словно «древо со множеством ветвей»[14], ничто иное как особый, почти стилизованный пример фундаментальной убежденности в «образовательной ценности Библии». Эту мысль Мартини подчеркивал неоднократно, особенно когда получил степень honoris causa в области педагогических наук Католического университета Милана 11 апреля 2002 года[15]. По этому случаю он выразил пожелание, что Библия станет образовательной книгой не только для Европы, но для всей планеты, и утверждал, что именно Библия — стержень, вокруг которого он строил пастырский проект всего своего епископского служения, которое уже приближалось к своему завершению: помогать христианскому народу наладить согласную жизнь с Библией, учась молиться, отталкиваясь от нее, в духе предписания II Ватиканского Собора (см. Dei verbum, глава VI)[16].

У Библии вселенское значение с разных точек зрения. В первую очередь, в литературном плане, поскольку она объединяет разнообразные литературные жанры, обладающие огромной притягательной силой, захватывающие повествования и пленительную поэзию; с другой стороны, именно в горниле библейских переводов закалились разные европейские языки[17]. Кроме того, признается влияние Библии в плане мудрости, затрагивающей универсальные проблемы человеческого состояния: любой человек в любую эпоху и в любой культуре может описать себя хотя бы парой библейских слов.

Священное Писание вводит в историческое измерение: в нем рассказываются события истории одного народа в связи с другими народами на пути к освобождению в постепенном становлении как национального сообщества. Отсюда следует роль, приписываемая памяти, которая, к сожалению, сильно затемнена в нашем обществе: в постоянной гонке за новостями, громоздящимися друг на друга, нам трудно запоминать. Есть опасность жить на основе (последних) впечатлений, обуславливающих наше суждение о ситуациях и мешающих синтезировать собственное пережитое и увидеть панораму актуальных событий. Напротив, Слово Божие, записанное в Библии, «рождается на самом деле из воли народа сохранить память, не поддаваться сиюминутным эмоциям или последним событиям, а вспоминать чудеса, сотворенные Богом»[18].

Библейское воспоминание тесно связано с движениями сердца, с чувствами, которые зачастую оказываются определяющим фактором при принятии решений. Твердое знание Библии позволяет вести работу по прояснению и упорядочиванию эмоций: постепенно взращивает осознанность и избавляет от условностей, выключая «автопилот»[19]. Тем самым содействует проработке эмоционального мира, обязательной для перехода во взрослое состояние. Искренне признавая эмоционально пережитое, не отрицая и не подавляя его, даже если оно болезненно, так как лично или социально неприемлемо, можно начать отличать поводы для радости и сострадания от поводов для отвращения и безразличия, то есть, научиться не смешивать конструктивные силы с разрушительными. Тем самым станет возможно услышать голос Святого Духа, обитающего в нас и одухотворяющего нашу молитву: созерцая собственные чувства в Иисусе и с Ним, как учит святой Павел[20], начнется подлинное, а не воображаемое обращение.

Работа по синтезу существования и упорядочиванию чувств не должна затемнять глубочайший аспект Слова Божия, заключенного в Библии, а именно — его измерение дара: «Посредством этого Слова Он отдает Себя мне, говорит со мной, питает меня Своей жизнью, сообщает мне Свою любовь, свое могущество, Свою божественность […]. Когда я перед Словом, […], я получаю дар и именно это получение дара говорит о том, что я важен и нужен, характеризует меня как человеческую личность. Я человеческая личность, поскольку принимаю Бога, который дарует мне Себя в Своем Сыне и в Своем Слове. Поэтому я по разным случаям выражал уверенность — что может казаться парадоксальным — в том, что в нашем европейском мире, теряющем веру, атеистическом, безразличном, христианин не может жить верой, если не приобретет знание Слова Божия посредством lectio divina»[21].

Созревание «внутреннего человека»

Слушание Писания поэтому отнюдь не механический и не магический по своим результатам процесс: для того, чтобы оно приносило плоды, необходимы некоторые условия, которые должны предварять, сопровождать размышление над Библией и следовать за ним. Мартини перечисляет их, обращаясь к канадскому философу-иезуиту Бернару Лонергану[22]. Вне используемой специфической философской перспективы, ставится акцент на том факте, что воспитательная динамика личности характеризуется открытием, которое ведет ее к постоянному исходу из себя, поощряя непрерывное обращение на разных уровнях: этическом, что содействует развитию способности стремиться к благу незаинтересованным и аутентичным образом; религиозном, который затрагивает признание несравненности Бога как плод дара Его благодати; интеллектуальном, в котором созревает новое осознание того, что именно означает поиск истины. Этот поиск заключается прежде всего в сокровенном процессе, поскольку истина живет в глубине и проявляется в конце процесса, реализуемого через познание на опыте, понимание, оценку и суждение, не исключая веры. Интеллектуальное обращение приводит к признанию высшей ценности духовного мира.

Поэтому, согласно Мартини, недостаточно останавливаться над содержанием знания, желания и любви, но, чтобы понять смысл полноты внутренней динамики, личности нужно присутствовать в себе самой при актуализации подобных процессов[23]. Первенство совести в ее глубочайшем смысле раскрывается, когда субъект становится сознательным и усваивает пути, благодаря которым он в итоге знает, желает и любит. Человеческий субъект на пути постоянного роста, в динамизме все более осознанной перцепции собственного структурированного духовного мира, питающего его способность исправляться и действовать мужественно, искренне и ответственно.

То есть, у кардинала было ясное познание этого воспитательного стремления, и он добивался его с программной четкостью: он сам, говоря словами святого Павла, обобщает его как заботу об усилении «внутреннего человека» (Еф 3, 16), осознающего первенство невидимого над видимым (ср. 2 Кор 4, 16-18). Это демонстрирует ответ кардинала на вопрос, в чем заключается главное послание Игнатия в третьем тысячелетии: «Мне кажется, что выделяется следующее: ценность духовного мира. Под этим термином я понимаю все, что относится к сфере сердца, глубоких намерений, решений, исходящих изнутри»[24].

Личная совесть и авторитет

Следует уточнить, что духовный мир не следует понимать как индивидуалистское видение, замкнутое на себе самом: он выражает первенство совести в более широком и глубоком смысле. Перспектива, в которой первостепенную ценность принимает человеческий опыт, открытый для действия благодати, которая в силу наполняющего ее динамизма ведет к пониманию, к сверке и укреплению деятельной определенности. Образование заключается в том, чтобы помочь с благодарностью осознать этот удивительный динамизм, призывающий к постоянному преодолению себя в осознанности и любви.

«Внутренний человек» не виден непосредственно, а проступает в качестве убедительного и авторитетного слова. Поэтому слова кардинала о практике авторитета приобретают новый рельеф — авторитет понимается именно как служение, содействующее возрастанию в подлинности: «авторитет, не подавляющий совесть, а позволяющий ей расти, уподобляясь по образу Сына в Троице»[25]. Вот почему сегодня в Церкви необходимо именно «уважение к личности, к ее автономии и ее интеллекту. […] Внимание к исключительности личности, к ее неповторимости и несравненности, к ее слабости приводят к намного более долгосрочным результатам»[26].

Истинное отцовство проявляется не в том, чтобы подготавливать априори фиксированный путь, а в том, чтобы стимулировать созревание совести и ответственности у субъекта: Сам Бог в Библии проявляет Себя наставником Своего народа, позволяя в Иисусе осознать собственное достоинство сына и действовать, вдохновляясь милостью Отца, сущего на Небесах (ср. Мф 6, 48; Лк 6, 36). И здесь мы встречаем тайну мира, в глубине сердца и в отношениях между людьми, которого мы сегодня по-прежнему испрашиваем для всех народов в их сложном сосуществовании на земле[27].

Слабость и действенность Слова

Теперь, возвращаясь к lectio divina, мы рассмотрим, как его практика становится фундаментальным опытом воспитания совести, развивающей способность выбирать благо, реализуемое здесь и сейчас, понимаемое как таковое в перспективе Евангелия. Мартини считал обязательным зов к совести даже в ситуациях, когда кажется бессмысленным взывать к ней, выставляя себя безоружным, если не пораженцем.

Знаменательно, что в одной своей речи к тюремным капелланам он приписывает личностной совести осужденных центральную роль в их пути к исправлению. Вспоминая пророка Нафана — разбудившего совесть Давида прежде, чем осудить его за грех (см. 2 Цар 12, 1–12), — кардинал уточняет: «Поэтому нам сказано не судить и не осуждать. Нам следует помогать человеку принять суд собственной совести: нужно предлагать такое духовное упражнение, делать его вместе в слушании, например, Слова Божия и в религиозном молчании». Если внешнее осуждение вызывает враждебность и непокорность, то «напротив, внутреннее осуждение — суд личной совести, признается и принимается, хотя бы на мгновение, даже самым худшим из людей. Авторитету собственной совести мы подчиняемся намного охотнее: ему подчиняется даже мятежник, анархист, противник любой нормы и чуждой власти»[28].

Здесь надо бы спросить себя: не являются ли иллюзией настойчивый призыв к пробуждению сознания и свободное принятие личной ответственности. Но опыт силы, освобожденной именно благодаря Школе Слова, полученный Мартини, давал ему то непоколебимое доверие, которое, в конечном счете, оказывается по сути реалистичнее простого принуждения. Слушая свидетельство отца Луиджи Мелези, тогдашнего капеллана тюрьмы Сан-Витторе, можно убедиться в действенности такой перспективы.

Решиться сдать оружие

Итак, новый епископ решил начать пастырские визитации в епархии именно с тюрьмы Сан-Витторе. Он не только ходил по коридорам, но и пожелал зайти в камеры, именно для того, чтобы встретиться с террористами. «Между кардиналом и заключенными молодыми людьми установилось feeling, — утверждает отец Мелези, — симпатия, я бы даже сказал дружба, безусловное доверие. Я понимаю, почему позже, когда мы обсуждали, кому сдать оружие, они предложили передать его кардиналу Мартини. Я предложил выступить посредником разоружения и собрал четыре огромные сумки оружия: автоматы Калашникова, пистолеты, ручные гранаты, минометы, динамит, пули»[29]. Арсенал был доставлен в Курию архиепископа как символ отказа от насильственной борьбы.

Отец Мелези спрашивает себя, почему они решили обратиться к Мартини: «Они хотели передать оружие Мартини, потому что он единственный их выслушал и потому что они слышали проповедь, с которой он выступил в Миланском соборе во время Школы Слова, комментируя Miserere, Псалом 50. Они из тюрьмы следили за толкованиями, и когда мы обсуждали тему разоружения, отказа от вооруженных группировок, о том, как можно улучшить их условия, они в итоге сказали: “Мы передадим оружие кардиналу, потому что он единственный нас выслушал и понял, он оценил наши положительные идеалы, не принимая насильственный метод достижения этих идеалов”»[30].

Заметим, как волнующие слова отца Мелези иллюстрируют и последовательность этапов lectio, разворачивающегося на наших глазах почти спонтанно: опыт утешения, вызванный искренним слушанием, что дарует силу признать совершенное зло, зрело пожелать выйти из него, оценить возможное благо и решиться реализовать его на деле. Из встречи, на которой переживается понимание и ценность достойных похвалы аспектов, проявляется возможность действовать по-новому, конструктивно, а не обойти молчанием совершенные преступления и позволить им парализовать себя. Безусловно, эти слова также показывают, в плане действенности провозглашения Евангелия и созревания его плодов, неразрывную связь между благовестием и благовестником, между содержанием вести и подлинной самоотдаче себя другому.

Встреча и диалог

Но и в более ординарных ситуациях Мартини встречался с людьми в своем стиле, сложившемся благодаря прекрасному знанию Писания. Его подход как библеиста, внимательного к вариантам кодексов и, следовательно, к взаимодействию текста с обстоятельствами, в которых он был написан, вдохновлял его беседовать с людьми: глубже исследовать значение терминов, изучать содержание повествования, зная, что в новом контексте чтение (и коммуникация) позволит слову прозвучать по-новому.

В отношениях с другими кардинал не столько хотел обратить их, сколько, скорее, содействовать осознанию реакций, вызываемых внутренней встречей и сообщенной вестью. Евангелие можно принимать как реальность, полезную для другого, побуждающую приблизиться к нему с уважением и добровольно. Тогда открывается пространство, позволяющее свободе сделать шаг к благу.

В итоге самый значимый жест — предложить в дар собственную личность: самоотдача в конкретной ситуации и в своевременный момент. В конечном счете это справедливо для собеседника: быть принятым таким, каков он есть, и быть признанным в желании понять глубинный и подлинный смысл своего существования. Забота об общении оказывается равноценной, если не более важной, содержанию речи. Итак, вот три стержня, на которых вращается, по мнению Мартини, любой эффективный диалог: слушать с духом принятия, ценить собеседника, учиться у всех. Исходя из всего этого, следует стремиться не столько к обращению другого, сколько к собственному.

* * *

Определить созидательное ядро, из которого проистекают стиль и образ действия Мартини, как мы пытались на этих страницах, представляется нам решающим и для принятия и сохранения от растворения его наследия, вверенного нам. Передача наследия — символический жест, затрагивающий двойственное признание: с одной стороны, отец проявляет доверие к детям и признает в них желание, схожее с тем, которое привело к накоплению достояния, требующего передачи; с другой стороны, дети признают полученный дар и связь, укрепляющуюся в принятии наследия. Этот дар, безусловно, касается конкретных вещей, из которых состоит наследие, но еще глубже касается пронизывающего его желания и животворящего его духа. Принять наследие Мартини —значит не столько сохранить, предложить его другим, вспоминать его; и даже не в том, чтобы горевать о том, как Мартини выслушал нас, что он сказал и сделал, а намного большее — благодаря тому, что мы продолжаем учиться у него, слушать и отвечать на знаки, которыми Господь проявляет сегодня Свое присутствие и действует в истории.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Cfr F. Perugi, Storia di una sconfitta. Carlo Maria Martini e la Chiesa in Europa (1986-1993), Roma Carocci 2022; R. Zuccolini, La Parola e i poveri. Storia di un’amicizia cristiana, Cinisello Balsamo (MI), San Paolo, 2022.

[2] Такова цель ежегодных «Martini Lectures» в миланском Университете Бикокка: представители мира культуры иобщественной жизни делятся размышлениями, взяв за основу отрывки из работ кардинала. Последнее издание вдохновлено встречами Кафедры неверующих по вопросам науки и технологии (cfr L. Floridi — F. Cabitza, Intelligenza artificiale. L’uso delle nuove machine, Milano Bompiani, 2021).

[3] Cfr A. Matteo, La Chiesa che verra`. Riflessioni sull’ultima intervista di Carlo Maria Martini, Cinisello Balsamo (MI), San Paolo, 2022, за отправную точку автор взял заявление кардинала об отставании Церкви от жизни на два столетия; эти же слова повторил Папа Франциск в Речи к Римской Курии по случаю Рождества 2019 года.

[4] Cfr Papa Francesco — C.M. Martini, Il vescovo. Il pastore, Cinisello Balsamo (MI), San Paolo, 2022.

[5] C.M. Martini, “La mia storia con Scrittura”, in ID., Nel sabato del tempo. Discorsi, interventi, lettere e omelie 2000, Milano — Bologna, Centro Ambrosiano — EDB, 2001, 606 s.

[6] Id., “Il soffio dello Spirito, oggi”, in Id., Il Padre di tutti: lettere, discorsi, interventi 1998 , Milano — Bologna, Centro Ambrosiano — EDB, 1999, 184.

[7] Для аналогичного переосмысления того, как кардинал понимал милосердие и вдохновляющиеся им практики, cfr G. Costa, “Alle radici spirituali dell’impegno sociale. L’eredita di Carlo Maria Martini”, in Aggiornamenti sociali 73 (2022) 455-464; Id. “Introduzione”, in C. M. Martini, Farsi prossimo, Milano, Bompiani, 2022, XXV-LXVI.

[8] Cfr S. Giacomoni, “Un silenzio da rompere”, in A. Giovagnoli — D. Bessi (edd.), Carlo Maria Martini: il vescovo e la citta`, Milano, Vita e Pensiero, 2022, 122.

[9] Cfr M. Garzonio, “Magistero e attualita`. La luce di Martini per illuminare un’epoca disorientata”, in Corriere della Sera (Cronaza di Milano), 29 agosto 2022, 6.

[10] Cfr C.M.Martini, “Il servizio dei gesuiti nella Chiesa di oggi”, in Civ. Catt. 2006 III 108 s; аналогичный отклик можно встретить в словах: “Мы призваны воспитывать совесть, а не претендовать на ее замещение” (Франциск, Amoris laetitia, п. 37).

[11] Cfr S. Giacomoni, Diavolo di un cardinale, Milano, Bompiani, 2021, и интервью D. Re, “Martini insegno` ad interpretare la complessita`” in Avvenire (Cronaca di Milano e Lombardia), 28 agosto 2022, 1.

[12] C.M. Martini, Gesu`. Perche` parlava in parabole, Cinisello Balsamo (MI), San Paolo, 2017, 132.

[13] Ivi, 27.

[14] F. Agnesi, “Introduzione”, in C.M. Martini, La Scuola della Parola, Milano, Bompiani, 2018, XXXIX.

[15] Cfr C.M. Martini, “Il valore dommo dell’interiorita`” in Id., Perche` il sale non perda il sapore. Discorsi, interventi, lettere e omelie 2002, Bologna, EDB, 2003, 221-229.

[16] Cfr Id., “Il ruolo centrale della Parola di Dio nella vita della Chiesa”, in Civ. Catt. 2012 III 464.

[17] Например, роль перевода Лютера для немецкого и The King James Bible для английского.

[18] C.M. Martini, “Geremia. Una voce profetica nella citta`”, in Id., I grandi della Bibbia. Esercizi spirituali con l’Antico Testamento,Milano, Bompiani, 2022, 969-971.

[19] Папа Франциск, Катехетическая беседа о различении, 5 октября 2022 года.

[20] «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек» (Флп 2, 5–7).

[21] C.M. Martini, “Geremia”, cit., 973.

[22] Перечислим основные сочинения: B. Lonergan, Insight. Uno studio del comprendere umano, roma, Citta` Nuova, 2007 (оригинал на английском 1957 года) и Id., Il metodo in Teologia, Roma, Citta` Nuova, 2001 (оригинал на английском 1972 года).

[23] Cfr C.M. Martini, “Filosofia e dialogo”, in Fondazione Carlo Maria Martini (ed.), Ascoltare la storia. Il progetto Archivio Carla Maria Martini, Milano, Centro Ambrosiano, 2015, 10; Id., Preghiera e conversione intellettuale, Roma, AdP, 2007, 165-172.

[24] B. O’Leary, “Mistica quotidiana e cultura contemporanea: Ignazio di Loyola”, in Civ. Catt. 2022 I 429.

[25] Papa Francesco — C.M. Martini, Il vescovo, il pastore, cit., 45.

[26] Ivi.

[27] Cfr Id., “Il valore dell’interiorita`”, cit., 229.

[28] Id., Non e` giustizia. La colpa, il carcere e la parola di Dio, Milano, Mondadori, 2003, 106.

[29] Cfr C. Casalone, “Sant’Ignazio e l’ascolto della Scrittura”, in A. Fabris — M. Fidanzio — R. Roux (edd.), Carlo Maria Martini. La Scrittura e la Citta`, Lugano — Siena, Europress FTL — Cantagalli, 2021, 65-67. Аудиоверсия доступна на сайте Фонда: www.fondazionecarlomariamartini.it/intervista-a-don-luigi-melesi-cappellano-del-carcere-di-san-vittore)

[30] Ivi.