Джованни Сале SJ

В этом году отмечается двухсотлетие со дня смерти Наполеона Бонапарта, наступившей 5 мая 1821 года на острове святой Елены, куда император был сослан победителями «великого европейского конфликта». Наполеон был – и остается – окружен мифическим ореолом противоречий, пронесенным через последние два века. На следующий день после его смерти итальянский писатель Алессандро Мандзони задавался вопросом, пережил ли Наполеон «истинную славу», оставив потомкам вершить «суровый суд» над его деяниями в истории. В этом году научные институты и исследователи обратятся к этой незаурядной личности по случаю годовщины его смерти и постараются взять за основу совершенно различные точки зрения. В любом случае, личность Наполеона и сегодня вызывает споры и разделение мнений, от недоверия до восхищения.

***

В этом году отмечается двухсотлетие со дня смерти Наполеона Бонапарта, наступившей 5 мая 1821 года на острове святой Елены, посреди Атлантического океана, куда «император-тиран» был сослан (и содержался в качестве пленника) «победителями» великого европейского конфликта: легитимными правителями, которые в 1815 году в Вене восстановили свои древние права на корону. Наполеон был – и остается – окружен мифическим ореолом противоречий, пронесенным через последние два века; как обычно происходит со всеми значительными историческими персонажами, у одних он вызывает восхищение, у других – ненависть. На следующий день после его смерти поэт Алессандро Мандзони в своём знаменитом стихотворении «Пятое мая» задавался вопросом, пережил ли он «истинную славу», оставив потомкам вершить «суровый суд» над его деяниями в истории. В этом году общественные институты и исследователи из Франции и Италии снова уделят Наполеону особенное внимание как историческому деятелю по случаю годовщины его смерти, и постараются взять за основу совершенно различные точки зрения [1]. В любом случае, личность Наполеона и сегодня вызывает споры и разделение мнений, от недоверия до восхищения.

Конечно, некоторые аспекты его жизни далеки от нашего восприятия, которое едва способно оценить великих полководцев и значительные военные кампании прошлого. Тем не менее, многие из введённых «маленьким корсиканским генералом» реформ оставили неизгладимый след в истории, культуре и общественных институтах современной Европы.  Нельзя забывать, что благодаря своему гражданскому кодексу и другим законодательным реформам Наполеон способствовал распространению по всему европейскому континенту идеологических и политических основ Французской революции: принципов равенства, свободы (совести, мысли и вероисповедания), светского и правового государства [2]. Справедливо замечено, что он «заложил основы современного государства, создавая в завоёванных им странах простую и разумную систему управления, которая во многих случаях продолжала поддерживаться и после падения режима Реставрации» [3].

Другие аспекты наполеоновской политики, напротив, сейчас активно оспариваются, как, например, явное презрение Бонапарта по отношению к представительным органам и, как следствие, к демократическому устройству. Его почти болезненный индивидуализм не позволял ему и помыслить о возможной общественной пользе таких структур. Одним из его любимых лозунгов в течение его консульства и после было: «Я один являюсь представителем народа».

Кроме того, Наполеон стал основателем плебисцитной модели власти (так называемый «бонапартизм»), посредством которой он стремился прежде всего избавиться от демократии, наследницы революционной политической мысли, заменяя плебисцитом свободные выборы. Под плебисцитом понимается волеизъявление народа в виде одного-единственного представителя национальных интересов. В целом, ни один представительный или выборный орган не должен был ограничить всемогущество главы, его действия или персональные амбиции. В этом смысле Наполеон стал первым «популистом» Нового времени.

Бонапарт безусловно был гениальным полководцем и незаурядным управленцем, которому были присущи как добродетели, так и слабости. С самого начала его военной и политической карьеры он смог окружить себя талантливыми и способными людьми, которых он часто использовал ради достижения своих собственных интересов или интересов своей семьи. Один историк так писал о нём: «В ходе своего возвышения он смог пережить на собственном опыте все человеческие страсти и научился извлекать из них пользу: он знал, как воспользоваться интересом, тщеславием, ревностью и даже бесчестностью; он увидел, что можно получить от других, задевая в них чувствительную струну чести и возбуждая воображение; он прекрасно знал, что страх превращает людей в рабов» [4].

Историки часто разделяют политическую карьеру Наполеона (что равнозначно биографическому разделению его жизни) на три периода. К первому относятся годы его постепенного возвышения, когда молодой корсиканский генерал заставил заметить свой талант на поле боя – в особенности в Италии, – вплоть до государственного переворота 18 брюмера (1799). Второй период включает в себя время великих завоеваний на европейском континенте и создание Империи. Третий период, одновременно героический и трагичный, представляет собой период упадка и изгнания, сначала на острове Эльба, а затем – в окончательном заключении на острове святой Елены.

В этой статье речь пойдёт в основном о первом периоде, в том числе и потому, что он непосредственным образом затрагивает Италию и показывает темперамент и гений корсиканского генерала. Другая статья будет посвящена взаимоотношениям между Наполеоном и религией, далеко не всегда простым – в частности, с Папой той эпохи, Пием VII.

Наполеон Бонапарт: от Итальянской кампании до Египетского похода

 2 марта 1796 года Наполеон был назначен главнокомандующим итальянской армии вместо генерала Бартелеми Шерера. Для него наступил долгожданный момент социального успеха и воинской славы [5]. Наполеон начал свою карьеру молодым офицером итальянской армии (1793), где он доказал свою храбрость и отвагу. Впоследствии он был отправлен в Авиньон, чтобы организовать перевозку туда конвоев с порохом; в сентябре 1793 года ему было доверено командование артиллерией при осаде Тулона. После взятия города он был повышен в звании до бригадного генерала. С молодых лет он прослыл «горцем» и убежденным якобинцем, а его покровителем был брат Робеспьера, Огюстен. После термидорианских событий «представители миссии» отстранили Наполеона от командования армией и как робеспьериста заключили в тюрьму в Форт Карре в Антибе. Вскоре он был освобождён и восстановлен в своей должности. С этого момента, как пишет французский историк Альбер Собуль, «Наполеон-гражданин уступил место Наполеону-авантюристу, ищущему свой собственный путь. Немилость к нему термидорианцев словно разорвала его политическую линию, и с тех пор Бонапарт руководствовался лишь одним правилом: собственными амбициями» [6].

Итальянская кампания весны 1796 года была важна не только потому, что утвердила власть Директории, но, в особенности, в связи с тем, что способствовала зарождению мифа о непобедимом генерале Наполеоне. Как пишет Стендаль в «Пармской обители», мир понял, что «спустя много столетий у Цезаря и Александра появился преемник» [7].  Планы кампании, как известно, были подготовлены уже в 1793 году Комитетом по общественному благополучию: после овладения Пьемонтом и его исключения из игры планировалось утвердиться в Ломбардии и, позднее, выступить прямиком на Вену через Альпы. Этот амбициозный план был осуществлён корсиканским генералом лишь частично и в том объеме, который он сам посчитал необходимым. В апреле он неоднократно разгромил слабую пьемонтскую армию, заставив короля Сардинии, по положениям мирного соглашения от 28 апреля (трактат Кераско), уступить Франции Савойю, графство Ниццы, Танда и Брольо. 10 мая он вошёл победителем в Милан; несколько недель спустя он взял Мантую после непродолжительной осады. После этого он отнял Болонью у Папы, принявшего его как освободителя [8]. Завоёванные области, несмотря на постоянно провозглашаемые принципы, были обложены тяжелыми военными сборами, что настроило часть населения против оккупантов [9]; только итальянские якобинцы оставались на стороне Франции.

В следующий год Наполеон довёл до завершения примирение с оккупированными странами. Не принимая во внимание правительственные указания, он организовал «Циспаданскую республику», включавшую в себя Модену и территории папских миссий. 19 февраля 1797 года между Наполеоном и Папой Пием VI был подписан тяжелейший Толентинский трактат, согласно которому Франции отходили Авиньон и Конта-Венессен, а Циспаданской республике – территории папских миссий, а также огромная денежная контрибуция. Директория, впрочем, велела Наполеону оккупировать Рим и избавиться от папской власти [10].

В то же время становилось всё более и более очевидным расхождение взглядов между Наполеоном и Директорией: как в отношении «внешней политики», так и в ведении военных кампаний. Если Директория хотела воспользоваться Ломбардией как орудием переговоров с Империей касательно приобретения правого берега Рейна, то Бонапарт предлагал обменять её на территорию Венецианской республики [11]. Это было бы равносильно краху рейнской политики Директории, которой генерал противопоставлял свой «итальянский план», основанный на стратегических мероприятиях, главной целью которых было заставить Австрию выбыть из игры. Именно так и произошло по результатам Кампо-Формийского мира от 18 октября 1797 года, заключенного между Наполеоном и австрийцами [12]. По этому соглашению австрийской стороной принимались все условия, поставленные корсиканским генералом. Сразу после этого оккупированные или отданные Австрии итальянские территории Наполеон объединил под видом новой Цисальпинской республики, которая также включала в себя Ломбардию, часть венецианских территорий и Циспаданскую республику, и даже дал новой республике Конституцию. Геную же местные якобинцы превратили в независимую Республику. Соглашение было впоследствии одобрено Директорией, несмотря на его явное противоречие наполеоновскому плану «гарантий по рейнским территориям». В изможденной войной стране перемирие было воспринято с ликованием.

Историками было справедливо отмечено, что Италия, с её конфликтами и победами, пусть и незначительными по сравнению с великими битвами имперского периода, «оставалась тем местом, где корсиканскому генералу в наиболее полной мере удалось проявить себя как наследника Революции, несмотря на все противоречия и двусмысленности, которыми эти события окружены на протяжении вот уже двух веков. Но не стоит забывать, что без вмешательства Наполеона Италия бы осталась в нерешительности на пороге той загадочной современности, провозглашённой Просвещением и Революцией» [13]. Тем или иным способом, но наполеоновские Республики, даже несмотря на своё непродолжительное существование, стали прототипом, пусть противоречивым и неоднозначным, национального объединительного движения, поднявшегося несколько десятилетий спустя.

Изменение территориального устройства и перемирие создали в Италии твёрдую базу для реализации средиземноморской политики, запланированной еще в предыдущем веке. Италия, вероятно, не являлась её стратегическим центром. Средиземноморское положение полуострова сыграло большую роль в борьбе против мощи англичан, но гегемония Англии в Европе довольно быстро уступила место Наполеону, который предпочёл следовать континентальным интересам традиционной французской политики, заключавшимся в Рейне, Германии и Северном море. В любом случае, в течение первого периода карьеры Наполеона Средиземноморье оставалось в центре его мыслей и действий, как из соображений установления власти, так и из соперничества с другими генералами и укрепления собственного престижа.

Во время переговоров в Кампо-Формио Наполеон объявил уполномоченному представителю со стороны Австрии Иоганну Людвигу фон Кобенцлю: «Французская Республика считает Средиземноморское море своим и хочет доминировать на нём» [14]. Сразу после этого он убедил Директорию захватить Мальту, а затем занял Египет, поставив таким образом шах и мат англичанам – самым заклятым врагам Республики.  Директории, которая после прериальского государственного переворота (1795) полностью перешла под управление генералов, не оставалось ничего иного, кроме как принять «имперские» проекты Наполеона.

Французская флотилия выдвинулась в египетскую экспедицию 19 мая 1798 года; через месяц без каких-либо трудностей была захвачена Мальта. 2 июля, спасаясь от английского флота под предводительством адмирала Горацио Нельсона, Наполеон взял штурмом Александрию, а затем двинулся напрямую к Каиру, куда вошёл победителем – после битвы против кавалерии мамлюков у подножия пирамид – 23 июля 1798 года. Но уже 1 августа английская эскадра Нельсона застала врасплох стоящую на якоре у Абукира французскую флотилию Поля Брюе д’Эгалье и уничтожила её: лишь двум небольшим кораблям удалось спастись. Одним-единственным ударом Англия стала владычицей Средиземноморья, а Бонапарт оказался «пленником собственных побед» [15]. Он сразу понял, что египетская кампания провалена и что в любом случае не было смысла её продолжать; более того, Директория не продемонстрировала ни малейшего интереса к «восточным вопросам».

Несмотря на это, египетский поход оказался весьма значимым в историко-культурном аспекте: он приблизил к Европе исламский мир, который до этого считался слишком далёким, отсталым и экзотическим. По мнению исламиста и философа Сейида Кутба (1906-1966), который многими считается отцом современного движения салафии в исламе, прибытие Наполеона в Египет стало «самым главным переломом в исламской истории» [16], поскольку привнесённые им идеи – не только в отношении Французской революции, но и касательно научно-технического прогресса и секуляризма – были восприняты новой формирующейся элитой Каира и других центров.

Наполеон высадился в Египте с большой командой археологов, архитекторов, географов (для создания карты страны) и историков, чтобы изучить древнюю и богатую египетскую культуру. За короткое время эти специалисты провели колоссальную работу, исследуя памятники, копируя манускрипты, зарисовывая всё, что видели, и впоследствии эти наброски разошлись по всей Франции [17]. На протяжении десятилетий наполеоновская Европа была полна египетских символов и эмблем (или тех, которые считались таковыми), и в этом контексте зародилось новое интеллектуальное восприятие этого полного скрытой мудрости и тайн древнего мира, который до тех пор считался отсталым и не заслуживающим внимания [18]. В действительности же именно это стало настоящей победой Наполеона, трофеи которой он, получив поражение с военной точки зрения, привёз на родину из «славной египетской кампании» [19].

Таким образом, обеспечив себе несколько показательных побед, он вернулся во Францию, не потеряв своего ореола победителя. Даже если со стратегически-военной точки зрения его кампания была полностью провалена, в дело вступала удивительная способность Наполеона обращать в выгоду всё, что бы ни происходило.

 Революционный кризис 1799 года

Военная кампания весны 1799-го, осуществлённая по плану Директории, которая к тому времени находилась у власти уже на протяжении четырёх лет, обернулась полным поражением французских войск, рассеянных по всей Европе с целью распространения революционных идей и противостояния довлеющей над Францией опасности в виде Габсбургов. В течение нескольких месяцев французская сторона потеряла большую часть территорий, которые до этого были оккупированы «революционными войсками». Этими территориями Директория хотела воспользоваться как пешками в процессе передела национальных границ в ходе возможного Европейского конгресса. В планы Директории входило обеспечить Республике целостность так называемых «естественных границ», которые со стороны Атлантики должны были бы охватывать, помимо Бельгии (уже включенной, с согласия Австрии и Пруссии, в состав национальных территорий), также и Голландию, в то время как континентальные границы Империи должны были бы проходить по Рейну. Кроме того, оставалась в силе аннексия Авиньона и Конта-Венессена, ранее принадлежавших Папской области и государствам Савойи и Ниццы, но уже присоединённых по парижскому соглашению в мае 1796 года [20].

В Германии военная кампания не имела успеха. В марте революционная армия под предводительством генерала Жан-Батиста Журдана была разгромлена при Штокахе австрийскими войсками, которыми руководил эрцгерцог Карл Габсбургский. В Италии же французы потерпели поражение со стороны русской армии во главе с генералом Александром Суворовым, что положило решительный конец иллюзии так называемых «Республик-сестёр», созданных Наполеоном за несколько лет до этого в ходе его победоносной итальянской кампании и подкреплённых впоследствии другими амбициозными генералами-революционерами [21]. Французская республика терпела поражение по всем фронтам, но её «естественные границы» оставались нетронутыми. Разногласия, возникшие в антифранцузской коалиции между французами и русскими по поводу недавних побед русской армии в Италии, дали Директории небольшую передышку. Австрийское правительство было недовольно присутствием русских в Италии и рассматривало возможность отправить Суворова с его победоносной армией в Швейцарию, освободив Италию, считавшуюся австрийской зоной влияния, от военного присутствия России. Страх дальнейших военных поражений и внутренняя угроза контрреволюции пробуждали во французах национальную и республиканскую гордость и поддерживали тлеющее пламя революции.

Новая и неотложная проблема, вставшая перед «партией имущих», заключалась в том, чтобы обеспечить страну сильной исполнительной властью, способной остановить произвол Советов (где якобинцы продолжали иметь определённое влияние), и в то же время избавиться от системы ежегодных выборов, являвшихся источником политической и институциональной нестабильности [22]. Впрочем, это неизбежно привело бы к изменению Конституции III года.

В целях реализации этого проекта было необходимо найти человека, который был бы способен решительно и властно осуществить такие изменения. Судьбе было угодно, чтобы выбор пал именно на генерала Наполеона Бонапарта, который ровно в то самое время тайно бежал из Египта с двумя фрегатами, стремясь ускользнуть из-под зоркого ока англичан, отныне хозяев Средиземного моря, и вернуться на родину, оставив командование армии, несколько дней до этого разгромившей турков под Абукиром, генералу Жан-Батисту Клеберу.

Бонапарт прибыл в Париж 14 октября. Новость о его прибытии вызвала переполох, и не только в светских кругах столицы. Le Moniteur Universel так прокомментировала это событие: «Все были будто пьяны. Победа, чей дух неизменно сопровождает Бонапарта, в этот раз его опередила, и он прибыл, чтобы нанести последний удар умирающей коалиции». Общественное мнение видело в Наполеоне завоевателя Италии и миротворца Кампо-Формио, который принёс бы мир и в Европу. Буржуазия, которая фактически осуществила Революцию и всеми силами старалась закрепить её результаты, теперь более всего стремилась к общественной и экономической стабильности.

Государственный переворот 18 брюмера

Прибыв на родину, Наполеон обнаружил политическое положение в стране в полном смятении: зажиточная буржуазия, утвердившаяся во власти после победы над ранее присутствующими в Советах неоякобинцами, была намерена внести изменения в Конституцию III года и, следовательно, полностью уничтожить существующий режим правления. Конечно же, имевшаяся Конституция предполагала возможность пересмотра, но рекомендованная процедура была слишком долгой и трудной, и новые правоохранители не посчитали нужным её придерживаться. Эммануэль Жозеф Сийес, один из самых авторитетных членов Директории и крупнейших сторонников необходимости изменений, задумал, в альтернативу «законному» пути, организовать самый настоящий государственный переворот с опорой на армию, которая, впрочем, по большей части придерживалась якобинских настроений [23]. Но чтобы осуществить этот план, было необходимо заручиться поддержкой генералов или хотя бы наиболее влиятельных из них.

Генерал Бартелеми Жубер согласился руководить операцией, но 15 августа 1799 года погиб в битве при Нови [24]. Тогда Сийес обратился к генералу Жану Виктору Моро, который, не очень заинтересовавшись предложением, начал тянуть время. Одновременно с этим Бонапарт вернулся во Францию. «Вот ваш человек» [25], – сказал Моро Сийесу, когда узнал, что корсиканский генерал прибыл в Париж. Через посредничество бывшего епископа-отступника Шарль-Мориса де Талейрана Наполеона сразу же ввели в курс дела. Заручившись от конспираторов гарантиями на будущее, Бонапарт согласился руководить государственным переворотом: именно для этого он вернулся из Египта.

В заговоре участвовали почти все высокопоставленные лица государства: трое из пяти директоров Исполнительной Директории, президент Совета старейшин, а также Люсьен Бонапарт, президент Совета пятисот. Таким образом, совершался «институционный» государственный переворот, подготовленный людьми, которые были уполномочены представительными органами управлять Республикой и защищать её от внешних и внутренних врагов. Заговорщики связывали идею общего мира с идеей изменения государственного устройства. Кроме этого, они воспользовались общественным страхом, чтобы увлечь за собой Советы и навязать своё присутствие буржуазии, которая всё еще видела в призраке «уравнительного терроризма» самую страшную угрозу для своих экономических интересов и то зло, которого следует избегать любой ценой. Чтобы оправдать своё предприятие, заговорщики ссылались на предлог «террористического заговора». Многие этому поверили, потому что уже в течение нескольких недель газеты открыто говорили о готовящихся заговорах против Республики.

18 брюмера (9 ноября) Совет старейшин был созван в чрезвычайном порядке в семь утра, пока члены заговорщицкой группы под предлогом проверки собрались перед Тюильри, где обычно заседал Совет. Один из депутатов сообщил ассамблее о заговоре, сказав: «Заговорщики ждут только сигнала, чтобы поднять кинжалы на членов национального представительства», вследствие чего Старейшины проголосовали за перенесение Совета в Сен-Клу, как предписывал пункт 102 Конституции. Как ни удивительно, выполнение приказа было поручено не кому иному, как Наполеону, который принял на себя командование дислоцированными в Париже войсками, лишив государственные органы какой-либо возможности прибегнуть к помощи армии. Директория была обезоружена.

Заседание Советов открылось на следующий день в Сен-Клу около часа дня. Тем временем Бонапарт собрал вокруг замка, где заседали представители народа, около 5000 человек. Как кажется, заговорщики были убеждены, что Советы будут вынуждены сразу объявить о прекращении действия Конституции. По этой причине «они не предусмотрели никакого плана и даже не подготовили никакого текста, который можно было бы обсуждать в ходе переговоров» [26]. Но дело приняло иной оборот: Старейшины колебались, и некоторые из них отказывались принять такое затруднительное и тяжёлое для Республики решение. Тогда Бонапарт решил вмешаться: он убедил Старейшин в своей преданности Республике, решительно отрицая своё желание установить военную диктатуру. Что же касается Конституции, то, по его словам, «её больше не существует» точно так же, как «больше не существует и Директории». В то же время Наполеон пытался успокоить Собрание, заявив, что «сложит свои полномочия, как только исчезнут опасности, заставившие его взять их на себя» [27]. Сразу после этого он отправился, в окружении гренадёров и генералов, к Совету пятисот, которые встретили его криками «Беззаконник! Долой диктатора!» [28]. Но государственный переворот уже совершился. Директория была свержена, а вместе с ней и Конституция, которая её устанавливала.

Временное Консульство было организовано в тот же вечер большинством из Совета старейшин и меньшинством из Совета пятисот. Они объявили об упразднении Директории и исключили из Национального собрания 62 депутата «по причине постоянных бесчинств, которым они предавались» [29]. В действительности же речь шла о «чистке» представительного собрания от нежелательных элементов, как уже происходило несколько раз, чтобы сделать состав Собрания однородным и послушным воле новых хозяев Государства. «Консульская исполнительная комиссия», состоящая из Сийеса, Бонапарта и Роже Дуко, была наделена полными диктаторскими полномочиями. Советы же, напротив, были заменены двумя Комиссиями, каждая из которых состояла из 25 членов, и роль этих комиссий заключалась в голосовании по поводу предлагаемых консулами законов и в подготовке пересмотра Конституции [30]. Внутри этой тройки лидеров «исполнительной комиссии» генерал Бонапарт очень быстро получил доминирующую роль в силу полностью принадлежащего ему контроля над армией. По его настоянию он получил титул «Первого консула республики» и вскоре перешел к единоличному несению этих полномочий, практически отстранив от ведения дел Сийеса и Дуко. Брюмерский государственный переворот окончательно завершил собой эпоху революций.

Консульство, по крайней мере в идейном представлении его создателей, должно было положить конец социальным и экономическим потрясениям, которые последовали за крупными «повстанческими событиями», «спровоцировавшими» Французскую революцию, и за суровым законодательством, призванным охранять общественное благополучие. Кроме этого, Консульство было призвано «заблокировать» Революцию, запретив ей продвигаться слишком далеко вперёд, но и не позволяя отступать, как в отношении восстановления прежнего режима, так и в отношении повторения печального опыта эпохи Террора. Оно должно было обеспечить имущим слоям общества политическую и экономическую стабильность, и именно поэтому Бонапарта стали называть, особенно среди богатой буржуазии, «человеком Провидения» [31].

Действительность должна была разрушить эти надежды. Авторитарный режим, установленный брюмерским переворотом, оказался выгодным лишь для армии и привёл к колоссальному росту личной власти Наполеона. Республика знати и землевладельцев, многие из которых значительно обогатились после присвоения церковного имущества, вскоре превратилась в самую настоящую военную диктатуру.

Революция, начавшаяся в июле 1789 года и прошедшая через разные фазы, некоторые из которых являлись как демократическими, так и репрессивными, окончательно завершилась: события 18 брюмера 1799-го оказались для неё началом конца. Вначале Консульство, а затем и Империя (1804) заставили французов забыть о том недавнем революционном десятилетии, которое «привело в смятение весь мир». Установленная Наполеоном личная «диктатура», хоть и подавила якобинскую революцию и созданный ею представительный режим, способствовала распространению в Европе, пусть и в изменённом виде, духа и идеалов свободы и равенства, отныне закреплённых в сознании многих людей.

Эти принципы распространялись не только наполеоновской армией, рассеянной по всей Европе, но и «наполеоновским Кодексом», который систематизировал и приводил в порядок всё существующее законодательство в области гражданского права. Этот Кодекс, обнародованный 21 марта 1804 года, подтверждал исчезновение класса землевладельческой аристократии, равно как и всего прежнего режима, и придерживался основных принципов 1789 года: личной свободы, равенства граждан перед законом, светскости Государства и свободы совести. Кроме того, частная собственность рассматривалась Кодексом как естественное, абсолютное и индивидуальное право, предшествующее обществу, в то время как все «демократические» права, за которые боролась Революция, им отвергались. Этот Кодекс, окончательно закрепивший господство зажиточной буржуазии, был применён, помимо Франции, во многих других странах, подчинённых имперской армии; более того, в них Кодекс оставался в силе даже после падения Наполеона и восстановления монархического режима. Таким образом, Кодекс внёс свой вклад в распространение революционных принципов 1789 года.

Деятельность Наполеона представляется очень сложной. Как преемник Революции, он стремился уважать её «социальное наследие», но его авторитарный темперамент мало соответствовал провозглашаемым Революцией принципам свободы [32]. Фактически, со временем он всё более отдалялся от революционных и якобинских идеалов, вдохновлявших его в юности, следуя иллюзии, как пишет Лефевр, «создания европейской империи, которая, по его мечтам, должна была впоследствии встать всемирной, и чьи идеи никогда не соответствовали стремлениям самой нации» [33].

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

  1. Cр. Panza, «Madre, mogli, sorelle, amanti. Tutte le donne di Napoleone» (Мать, жена, сестры, любовницы. Женщины в жизни Наполеона), в Corriere della Sera, 4 января 2021. Французский президент Эммануэль Макрон объявил, что 5 мая этого года будет официально отмечено двухсотлетие со дня смерти Наполеона. Это непростое время в отношении исторических личностей, чьи деяния подвергаются переоценке или критике со стороны зачастую идеологизированной или необъективной историографии. В то же время, нельзя забывать, что, например, в 1802 году Бонапарт, в особенности во французских колониях, восстановил рабство, отменённое решением Конвенции восемью годами ранее. Некоторые значимые лица во Франции уточнили, что «отмечать» не означает «праздновать» и что, в любом случае, следует смотреть на реальность «широко открытыми глазами». Как отмечает Юбер Ведрин, социалист и бывший министр иностранных дел: «Представляется правильным вспомнить о Наполеоне, потому что его деяния остались в истории, но не стоит широко отмечать его годовщину: это делают в отношении тех, кем гордятся, осознанно и в настоящее время» (S. Montefiori, «L’anniversario dei 200 anni dalla morte. È giusto celebrare Napoleone?» (Двухсотлетие со дня смерти Наполеона. Стоит ли отмечать?), в Corriere della Sera, 19 марта 2021). На наш взгляд, это весьма спорный вопрос, в том числе и потому, что зачастую исторические личности, равно как и исторические события, могут получать совершенно различную оценку в зависимости от настроений, взглядов и психологически-культурных условий тех, кто эту оценку даёт, и, в особенности, от преобладающей культуры в данный исторический период.
  2. Необходимо помнить, что наполеоновский Кодекс, хоть и допускал развод, не признавал роли женщины в обществе и в семье. Наполеон, как выходец из традиционной корсиканской семьи, закрепил абсолютный авторитет отца и мужа в семейной жизни. О Наполеоне и женщинах ср. A. Necci, Al cuore dell’Impero. Napoleone e le sue donne fra sentimento e potere (В сердце Империи. Наполеон и его женщины: между чувствами и властью), Roma, Marsilio, 2020.
  3. Criscuolo, «Modernizzatore e populista Napoleone oggi» (Наполеон как модернизатор и популист сегодня), в Corriere della Sera, «La Lettura», 28 декабря 2020.
  4. Lefebvre, Napoleone, Roma — Bari, Laterza, 2015, 72.
  5. Наполеон утверждал, что любил Италию, родину своих предков; однажды он признался: «Я скорее итальянец и тосканец, чем корсиканец» ( Criscuolo, Napoleone, Bologna, il Mulino, 1997, 135).
  6. Soboul, La Rivoluzione francese (Французская революция), Roma — Bari, Laterza, 1964, 525.
  7. Stendhal (Стендаль), La Certosa di Parma (Пармская обитель), Milano, Feltrinelli, 2020, 53
  8. Cр. Criscuolo, Napoleone, cit., 136.
  9. Ср. Viglione, Le insorgenze. Rivoluzione e Controrivoluzione in Italia: 1792-1815 (Вспышки. Революция и Контрреволюция в Италии 1792-1815 годов), Città di Castello (Pg), Ares, 1999, 19-55.
  10. Cр. Soboul, La Rivoluzione francese (Французская революция), cit., 527.
  11. Ср. Criscuolo, Napoleone, цит., 137.
  12. По выражению поэта Уго Фосколо, «un ignobile mercato», гнусный торг (там же, 139).
  13. Mascilli Migliorini, «Quell’“appendiabiti” di Napoleone Bonaparte», в Il Sole 24 Ore, 10 января 2021.
  14. Soboul, La Rivoluzione francese, цит., 536.
  15. Criscuolo, Napoleone, цит., 39.
  16. Coker, Lo scontro degli Stati-civiltà (Противостояние государств и цивилизаций), Roma, Fazi, 2020, 223.
  17. Cр. Adilardi, Napoleone Bonaparte. Trono e altare 1801(Наполеон Бонапарт. Трон и алтарь 1801), Firenze, Pontecorboli, 2019, 24.
  18. Зародился новый архитектурный и декоративно-прикладной стиль, называемый «наполеоновским» или «имперским». Этот стиль всего за несколько лет заменил собой предыдущий, более простой и строгий, вдохновлённый египетскими искусством и символикой.
  19. Многие из древнеегипетских произведений искусства (включая несколько гигантских обелисков) были завезены в Париж, в том числе знаменитый Розеттский камень, благодаря которому европейские исследователи смогли расшифровать иероглифы. Ср. C. Coker, Lo scontro degli Stati—civiltà, цит., 220.
  20. Прериальские выборы VII года (18 июня 1799), которые изменили состав представительных Советов на треть, развивались по благоприятному для Директории пути: из 187 «официальных кандидатов» были избраны только 66; впрочем, это не внесло значимых изменений в состав национальных Советов. В целом отмечалось общее недовольство в связи с экономическим кризисом, налоговыми ужесточениями и обязательным военным призывом ради защиты национальных границ. Всё это привело, в особенности после июньских выборов, к ослаблению исполнительной власти, чем поспешили воспользоваться национальные Советы, в которых преобладали радикальные революционеры, так называемые «неоякобинцы». Безусловно, это не могло не беспокоить «партию» собственников у власти.
  21. Как, например, Неаполитанская республика, со дня основания которой в этом году наступит двухсотлетие. Ср. Sale, «La Rivoluzione napoletana del 1799» (Неаполитанская революция в 1799), в Civ. Catt. 1999 I 450-463.
  22. Ср. Lefebvre, Napoleone, цит., 86
  23. Ср. Furet — D. Richet, La Rivoluzione francese (Французская революция), Roma — Bari, Laterza, 2020, 576.
  24. Cр. там же, 578.
  25. Soboul, La Rivoluzione francese, цит., 578.
  26. Lefebvre, Il Direttorio (Директория), Torino, Einaudi, 1952, 269.
  27. Soboul, La Rivoluzione francese, цит., 580.
  28. Там же.
  29. Согласно Сийесу, выборные элементы должны были исчезнуть: «Власть, – говорил он, – должна поступать сверху, а доверие – снизу» (G. Lefebvre, Napoleone, цит., 79).
  30. Конституция VIII года, которая была утверждена путем голосования в конце 1799 года, состояла всего из 95 статей и не упоминала более о правах граждан, а общественную власть описывала только в общих чертах. Это была «короткая и мрачная» Конституция, призванная «развязать руки» в вопросах власти новому хозяину государства. Она закрепляла всевластие Первого Консула, передавая ему всю исполнительную власть, а также право законодательной инициативы и назначения высокопоставленных лиц государства. Двум другим консулам принадлежала лишь консультативная роль. По новому порядку законодательная власть была поручена двум собраниям: Трибунату из 100 членов и Законодательному корпусу (300 членов), состав которых обновлялся на одну пятую часть каждый год. Ср. V. Criscuolo, Napoleone, цит., 43.
  31. «[Наполеон,] непонятно откуда взявшийся солдат, ученик философов, ненавидел феодальный режим, гражданское неравенство, религиозную нетерпимость; он видел в просвещённом деспотизме сочетание власти и политико-социальной реформы, и сам стал его последним и наиболее знаменательным представителем: в этом смысле он действительно был человеком Революции». (G. Lefebvre, Napoleone, цит., 74).
  32. Говоря о праве на свободу, Наполеон однажды заявил: «Что такое свобода: как дикарю, так и цивилизованному человеку необходим господин и учитель, колдун, довлеющий над его фантазией и навязывающий ему суровую дисциплину, заковывающий его в цепи; тот, кто будет бить его и в то же время брать на охоту: его судьба заключается в повиновении, он не заслуживает лучшего и не имеет на то ни малейшего права» (E. Ludwig, Napoleone. Vita del generale che volle conquistare il mondo (Наполеон: жизнь генерала, который хотел завоевать весь мир), Milano, Garzanti, 2017, 135). В то же время, в юности он был преданным учеником философов-просветителей, которые учили ровно противоположному.
  33. Lefebvre, Napoleone, цит., 1.