Андреас Линд SJ

Молодой богослов Йозеф Ратцингер высоко ценил масштабное учение Тейяра де Шардена о человеке в мире, в эволюционной перспективе, ориентированной на достижение полноты во Христе, Омеге истории и космоса. Целый ряд страниц в книге Ратцингера «Введение в христианство» прямо связаны с Тейяром, а также фрагмент работы «Дух литургии». Уже будучи Папой, Ратцингер ссылается на Тейяра в речи в Аосте. Но, помимо явных упоминаний, автор статьи находит глубокое родство между представлениями Ратцингера и Тейяра, например, о преемственности между эросом и агапе и о красоте как пути к Богу — в энциклике Deus caritas est и Речи к художникам Бенедикта XVI. Следовательно, можно говорить об общем позитивном взгляде на жизнь человека и космоса в свете надежды.

***

Пьер Тейяр де Шарден (1881–1955), иезуит, антрополог и выдающийся духовный мыслитель, прошел через суровые испытания XX века, отмеченного войнами, идеологиями и великими открытиями[1]. В числе читателей де Шардена — Йозеф Ратцингер. Имя Тейяра встречается шесть раз в его работе «Введение в христианство» (1968), которая уже стала классикой. Отметим, что имя иезуита-палеонтолога — в числе чаще всего звучащих в этой книге, продолжающей пленять своей свежестью и новизной на лоне христианского Предания. Нравится нам или нет, Ратцингер восхищается Тейяром. И, начиная с первых своих сочинений, считает этого иезуита очень важным автором для обновления христианства в современном мире. По словам богослова и будущего Папы, в «синтезе» Тейяра «воспринимается и постигается по-новому направление христологии апостола Павла»[2].

Именно благодаря текстам Ратцингера мы можем констатировать, что взгляды Тейяра представлены на II Ватиканском Соборе, хотя и занимают несколько маргинальное место. Ратцингер, активный участник Собора, предположил, что мысль Тейяра оказала некоторое влияние на знаменитую пастырскую конституцию Gaudium et spes, особенно в том, что касается «тейяровского девиза», согласно которому «христианство означает больший прогресс»[3].

Открывая II Ватиканский Собор, Иоанн XXIII четко обозначил его пастырскую цель: вернуться к истокам и адаптировать действие Церкви к современному миру. По сути, речь шла о том, чтобы «привести современный мир в соприкосновение с живительными и вечными энергиями Евангелия». Как Верховный Понтифик, Бенедикт XVI цитирует эту фразу своего предшественника, св. Иоанна XXIII, поясняя, что тот понимает Собор как конструктивный диалог между Церковью, историей и «миром культуры» вообще. «По-новому осознавая католическое предание», II Ватиканский Собор старается принять «всерьез […] критику, лежащую в основе течений, характерных для современности»: распознает ее, преобразует и преодолевает в диалоге. Так поступая, «Церковь принимает и воспроизводит лучшее, что есть в требованиях современности», в то же время закладывая «предпосылки подлинного католического обновления и новой цивилизации — „цивилизации любви”»[4].

Итак, Папа-богослов не утверждает преемственность, присущую христианскому Преданию, в реакционном или фундаменталистском ключе. Да, для него преемственность в ходе всего Предания (traditio) важна и даже имеет основополагающий характер, равно как и единство Церкви. Но так называемая «герменевтика преемственности» невозможна без обновления, или без «реформы», и никоим образом не сводится к простому ряду учительных заявлений из уст понтификов.

Для Бенедикта XVI преемственность — это не повторение мертвой буквы, потому что Предание — живое. И живет оно в диалоге. Ведь если, как говорит Павел VI в энциклике Ecclesiam suam, «Церковь становится диалогом»[5], то преемственность должна созидаться как жизнь, процветающая при соприкосновении с различными культурами, бытовавшими в ходе человеческой истории.

Таким образом, преемственность, присущая живому Преданию Церкви, идет дальше плодотворной встречи между Афинами и Иерусалимом. Речь не только о преемственности между разумом и верой, между философией и Откровением, и не только о единстве между разными периодами человеческой истории. Конечно, все это очень важно для Ратцингера. Но знакомство с идеями Тейяра позволяет ему увидеть и космическую преемственность, в которой человек идет к полноте своего существования целостно, то есть раскрываясь во всех измерениях своего бытия и своей культуры.

Пересматривая отсылки к Тейяру во всех работах Ратцингера, мы понимаем, что в центре его богословия не столько разум, универсальный и современный, сколько любовь и красота.

Ратцингер и взгляды Тейяра

Прежде всего, Ратцингер хвалит Тейяра де Шардена за то, что иезуит принес на Запад идею, уже известную на христианском Востоке, о преемственности между творением и искуплением как космическими событиями[6].

Правда, в этой работе 1968 года Ратцингер не цитирует напрямую тексты Тейяра, в частности «Феномен человека», изданный десятилетием ранее, в 1955 году. По-видимому, это осознанный выбор, и он понятен в обстановке, сложившейся вокруг мыслей Тейяра, иногда сформулированных несколько неоднозначно. В любом случае, даже после Monitum от 1962 года[7], показательно, что Ратцингер принимает тейяровскую точку зрения, стараясь услышать слова иезуита, в том числе цитированные другими, например, Клодом Тремонтаном[8]. На самом деле, намерение цитировать не прямо, а только опосредованно само по себе свидетельствует о почтении Ратцингера к Тейяру.

Вернемся к основному вопросу: молодой богослов демонстрирует сочувствие взглядам Тейяра уже в шестидесятые годы, в циклах лекций, особенно что касается отношений между христологией и антропологией[9]. Ратцингер обращается к Тейяру в поисках целостного понимания человеческой жизни в связи с эволюцией всей вселенной.

Итак, речь идет о поиске понимания, более широкого, чем узкая рациональность некоторых опасных идеологий, таких как позитивистский сциентизм. Вместо того чтобы рассматривать феномены изолированно друг от друга, как поступил бы кабинетный ученый, Тейяр старается разглядеть будущее этой эволюции, которую в определенном смысле мы из себя представляем и хотим ею быть. И вот что он видит и учит видеть нас: внутреннее и возрастающее единство всех существ, составляющих вселенную.

Для этого необходимо вполне осмыслить динамизм, присущий эволюции. Чтобы вселенная, доставшаяся нам, не была абсурдной, мы должны вести ее движение в направлении непобедимой полноты.

Тейяр рассматривает это движение, пользуясь — но не ограничиваясь — методом естественных наук. Чтобы увидеть всю вселенную, включая все ее будущее, требуется целостное понимание, объединяющее естественные науки, философию и религию. Итак, Тейяр учит нас видеть, как из скопления различных отдельных единиц развивается эволюция. Тот факт, что новые ветви древа жизни рождаются из объединения разных единиц, означает, что наш собственный процесс социализации неразрывно связан с постепенным усложнением форм жизни[10].

Итак, мы рассматриваем эволюцию вселенной и постепенное усложнение сознания вплоть до человека. Причем социализация еще не достигла своего апогея. Если в прошлом вселенная как бы приближалась к людям, теперь ее эволюция продолжается на основе наших свободных решений. Если мы не хотим, чтобы эволюция выродилась в абсурд, мы призваны продолжать поступательное движение в направлении все более радикальной социализации разных людей.

Согласно Ратцингеру, вот один из великих уроков Тейяра: человеческая монада «может быть собой в полной мере, только если не будет одна»[11]. У Тейяра эволюция вселенной неразрывно связана с христианством, поскольку именно христианская любовь лучше всего осуществляет социализацию разных людей. Двигаясь от человека, эволюция продолжает осуществляться, продолжая социализировать разных людей. Задача Тейяра — найти смысл эволюции, ее пик, через христианство.

Ратцингер замечает, что понимание, предлагаемое Тейяром, строится на деятельной любви как поступательном объединении всех людей и всех созданий, не только относящихся к человеческому роду. Таким образом, жизнь протекает в космическом измерении.

И, говоря о воскресении плоти, Ратцингер подхватывает мысль Тейяра, чтобы показать, что воскресение — это только победа любви. Воскресший — не автономный сверхчеловек, а тот, кто живет, отдавая себя, благодаря чему побеждает жизнь как общение, объединяющее отдельных личностей.

Поэтому преемственность, о которой говорит Ратцингер, относится ко всем измерениям человека и его культур, вписанных в историю вселенной.

Тейяр и преемственность между «эросом» и «агапе»

Среди прочих богословских источников связь между мыслью Тейяра и учительством Бенедикта XVI поможет понять, почему Папе-богослову так важно защищать любовь во всех ее аспектах. В связи с этим следует отметить, что учительство Бенедикта XVI, по-видимому, менее сосредоточено на сугубо моральных вопросах — по крайней мере сравнительно с понтификатами Павла VI или Иоанна Павла II.

Энциклика Deus caritas est от 2005 года представляет собой решающий этап в учительстве нынешнего, третьего тысячелетия. Без комплексов говоря о любви, в откровенном диалоге с такими философами, как Ницше, которых мы еще не видели в этом качестве в папских документах, Бенедикт XVI выступает с апологией эроса. Скандальная тема? Возможно, но только для тех, кто поспешил осудить мысли Тейяра о космическом Христе.

Если бы любовь не была единственным опытом вечности, доступным для нас в этом конечном и преходящем мире, мы удивились бы тому, что Папа не боится и не стесняется говорить об эросе. В своей первой энциклике от 2005 года, которую можно назвать «программной», богословская добродетель христианской любви представлена как единство эроса и агапе. Сбалансированная позиция Бенедикта XVI не позволяет ему недооценивать одно или другое проявление человеческой любви. Поскольку любовь воспринимается как «единая реальность», она представляет собой человеческий опыт с разными измерениями[12].

Мы отдаем и принимаем. Мы должны отдать себя другому, равно как и принять дар от него. По мнению Папы-богослова, это относится и к чисто человеческой любви, и к религиозному опыту, в котором мы осознаем, что Бог нас любит. Соединиться с любимым, который тоже нас любит, значит обладать им и позволить ему обладать нами. Поэтому жертвенная любовь никогда не противостоит любви-влечению, желанию обладать. Агапе возможно благодаря эросу, а он без жертвенной любви вырождается в насилие. Когда радость от обладания другим реализуется в акте полной самоотдачи ему, получается подлинное общение. Именно так Крест Христов встречается со славой Божией, равно как жертва любви-агапе встречается с плодотворностью эроса на пиршестве Святой Мессы.

Правда, в энциклике Deus caritas est нет отсылок к Тейяру. Тем не менее Бенедикт XVI не уходит далеко от тейяровской мысли: человек ощущает влечение к Богу, в созвучии со всей вселенной. По словам Папы-богослова, «любовь охватывает все существование в каждом из его измерений, включая измерение времени. Это не могло бы быть иначе, поскольку ее обещание нацелено на определенность: любовь стремится к вечности. Да, любовь — это „экстаз”, но не в смысле упоительного мгновения, а в смысле пути, как постоянный исход из замкнувшегося в самом себе „я” к его освобождению через самопожертвование, и именно так — к обретению себя, и даже к открытию Бога»[13].

Разве не виден Тейяр в этом представлении о любви как о пути, который дает нам осуществиться во всех измерениях нашей жизни? Конечно, можно возразить, что это просто Августин. Однако мы не должны забывать, что Ратцингер, как богослов и преподаватель, близко подошел ко францисканской школе, а не только к Августину. Столь любимая Тейяром, эта школа стала местом встречи между Папой-богословом и палеонтологом-иезуитом. Об этом свидетельствует диссертация, в которой Ратцингер утверждает, вместе со св. Бонавентурой, что будущее истории не несущественно, но представляет собой фундаментальную возможность того, что смысл жизни раскроется в свободных делах, произведенных любовью[14].

Вера как опыт красоты и надежды

Для Тейяра любовь реализуется не только в финальном состоянии эволюционного процесса; любовь динамична, это смесь влечения и самопожертвования индивидов, которые соединяются в социальное тело. Как Тело Христово, Церковь представляет собой это объединение всех созданий, не только людей.

В этом смысле хвала Богу внутри подобающего Ему служения воздается через космическую литургию, где человек уже получает опыт гармонического соединения со всеми созданиями и в процессе, достигающем своей цели в тесном и всецелом общении всего в Боге и с Богом. Уже в молодости богослов Ратцингер поддержал тейяровское толкование св. Павла, особенно в контексте литургии: «Космос — это и движение, идущее от начала к концу, и в этом смысле он — история. Это можно понимать по-разному. Тейяр де Шарден, например, основываясь на современной концепции эволюции, описывает космос как процесс восхождения, составленный из последовательных соединений. […] Исходя из этого, Тейяр предлагает новое и личное толкование христианского богослужения: для него преображенная Гостия предваряет преображение материи и ее обожение в христологической „полноте”. Можно сказать, что Евхаристия задает направление космическому движению, предвосхищает его цель и в то же время ускоряет достижение цели»[15].

Таким образом, Ратцингер следует за Тейяром в толковании Послания к ефесянам: Тейяр рассматривает любовь как силу, ведущую жизнь к расцвету и достижению полноты в Боге, ее Омеге. Папа-богослов с этим согласен. Комментируя в проповеди фрагмент из послания апостола народов, Бенедикт XVI открыто называет имя Тейяра, когда хочет подчеркнуть космическую природу Евхаристии: «Именно таково содержание первой части молитвы: „Даруй Твоей Церкви предать Тебе себя в живую и святую жертву”. Здесь — отсылка к двум местам в Послании к римлянам. […] Мы сами, всем своим существом, должны быть поклонением, жертвой, вернуть наш мир Богу и тем самым его преобразить. Функция священства — освящать мир, чтобы он стал живой Гостией, литургией: чтобы литургия не стояла в стороне от реального мира, но чтобы сам мир стал живой Гостией, литургией. Это величественное зрелище увидел и Тейяр де Шарден: в конце концов у нас будет истинная космическая литургия, где космос станет живой Гостией»[16].

Несомненно, Бенедикт XVI имеет в виду «Мессу над миром», где Тейяр описывает опыт (можно назвать его мистическим) полноты в гармонии со вселенной и в общении с Богом. В этом смысле, идя дальше чисто рационального понимания всей вселенной, Папа-богослов освобождается, вместе с Тейяром, от любых проявлений научного позитивизма. Его точка зрения, на какую он приводит и нас, — это конкретный опыт любви, красоты и надежды.

«Месса над миром» — поэтический и мистический текст. В нем Тейяр открывает нам, что его мировоззрение никогда не было только упражнением абстрактного или спекулятивного разума. Он переживает общение с Богом в единстве космоса, который движется в силу притяжения к своей Омеге. Вот что говорит сам Тейяр: «Эта всецелая Гостия, которую творение, движимое притяжением к Тебе, приносит Тебе на заре нового дня. Этот хлеб, наше усилие, есть сам по себе (я это хорошо знаю) только безмерный распад. Это вино, наша скорбь, до сих пор, увы, есть лишь растворенное питье. Но в глубину этой бесформенной массы Ты поместил (в чем я уверен, потому что так чувствую) неудержимое и освящающее чаяние, которое всех нас, от нечестивого до верного, побуждает восклицать: „О Господи, составь нас воедино!”»[17].

Совокупная картина, показанная Тейяром, включает в себя эстетическое измерение, где осуществляется подлинная вера. Преемственность, часто упоминаемая в связи с богословием Ратцингера, относится и к этому единству человеческой личности во всех измерениях ее жизни.

Эта перекличка с мистиком и поэтом Тейяром помогает нам глубже понять значимость красоты в речах Бенедикта XVI. Именно «подлинная красота впускает в человеческое сердце ностальгию, глубокое желание знать, любить, идти к Другому, к Тому, Кто превыше меня»[18].

Опыт красоты избавляет нас, таким образом, от замкнутого научного детерминизма, где вере места нет. Чтобы распахнуть горизонты разума, нужен этот опыт гармонии со всем космосом в Боге. Итак, видение Тейяра — это своего рода деятельная феноменология, в том смысле, что он никогда не ограничивается описанием «сырого» феномена, но ведет к опыту, которого читатель, возможно, еще не достиг. Речь идет о человеческом опыте, очень человеческом: нас пленяет великая красота природы, она принимает нас, а мы ее — на предстоящем пути.

Тейяр вполне мог бы подписаться под такими словами Бенедикта XVI о красоте: «Красота, от той, что явлена в космосе и природе, до выраженной в художественных произведениях, именно в силу своей способности раскрывать и расширять горизонты человеческого сознания, выводить его из своих границ и ставить перед бездной Бесконечного, может стать путем […] к Богу»[19].

Итак, бескорыстие красоты позволяет нам жить отныне вне оков расчетливой логики, которая контролирует, планирует или трансформирует все себе в угоду. Продолжение эволюционного движения к полному осуществлению вселенной — больше про любовь, чем про господство. Важнее, чем постичь все науки и воспроизвести посредством технологий все, уже достигнутое в ходе эволюции, — свобода объединения людей друг с другом в любви.

Заключение: как смотреть на жизнь

Тейяром и Ратцингером пройдены очень разные пути внутри Церкви. Один жил от изгнания к изгнанию, стремясь к тому, чтобы его мысли были приняты внутри Церкви, а другой рано стал епископом и кардиналом; один жил по вере в современном мире, ведя диалог с коллегами-учеными, а другой большей частью занимал руководящие посты в Церкви. Однако оба бывали неверно поняты. Один — зачастую из-за неоднозначности формулировок, по видимости ставящих под вопрос ортодоксальность его взглядов. А другого часто считали негибким консерватором за строгость богословия. Но на самом деле оба, хотя и каждый по-своему, старались воспринять научные и культурные достижения своего времени и воплотить христианскую веру в современном мире.

Для этого оба, вместо того чтобы говорить о Боге в категориях прошлого, сосредоточились на вопросе о человеке в мире. Бога мы находим только в связи с полнотой человеческого, иначе спасение не было бы в центре Откровения.

Нравится нам или нет, богословие Ратцингера подтверждает и поддерживает целостный взгляд Тейяра на вселенную, эволюционирующую в направлении к Богу, своей Омеге. Преемственность, утверждаемая обоими авторами, относится, разумеется, к живому Преданию Церкви. Но это и космическая преемственность, она простирается на весь тварный мир. Историческая преемственность связана с общением между всеми существами, составляющими вселенную и идущими вместе к Богу. Ратцингер в своем богословии и Тейяр со своей картиной мира желают включить всех в это движение, ведущее ко взаимному общению.

Играя в шахматы, мы стараемся не оставлять пешек без прикрытия. Одинокая пешка, когда вокруг никого, становится слишком хрупкой, уже не имеет веса — словно ее и нет. На наш взгляд, эта метафора прекрасно описывает человеческую природу в тейяровской картине мира. Нельзя изолировать людей от их среды. Бессмысленно думать о нашей особенной сути и о наших исключительных интересах в отрыве от всего остального, поскольку другие создания, другие компоненты космоса составляют суть, не подлежащую усечению.

Если бы жизнь была шахматной игрой, не следовало бы играть в одиночку. Вот чему нас учит Тейяр: не только видеть по-другому, но играть в команде. Победа зависит не от изолированного, автономного индивида и не от коллективного человечества. Чтобы жизнь воистину восторжествовала, нам нужен Бог, наша Омега, мы должны пребывать в общении с Ним. Без Него жизнь потеряна, как в пустыне одиночества, где никого не встретишь.

Показывая путь, ведущий к полноте силы любви, Тейяр призывает нас верить в жизнь. Если Сизиф без всякой пользы катит вверх камень, а тот снова и снова падает с горы — и отсюда отчаяние или бунт против абсурдности существования, — то у Тейяра все иначе: его картина мира наполняет надеждой, указывает на торжество жизни, которую даровала нам эволюция. Ратцингер — и как Папа, и просто как богослов, — вслед за Тейяром, смотрит на жизнь именно так.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Пьер Тейяр де Шарден родился во Франции, в Сарсене, 1 мая 1881 г. Вступил в Общество Иисуса в 1899 г. и был рукоположен в священника в 1911 г. Участвовал в Первой мировой войне в качестве санитара, за героизм получил орден Почетного легиона. Преподавал геологию в Католическом институте в Париже, но из-за своих эволюционистских взглядов вынужден был покинуть Францию. С 1926 по 1946 г. жил в Китае, где проводил обширные палеонтологические исследования, принесшие ему мировую славу. После Второй мировой войны вернулся в Париж. Неоднократно посещал Северную Америку и Южную Африку. В конце концов переселился в США. Умер в Нью-Йорке 10 апреля 1955 г., в день Пасхи, чего себе желал. Автор многочисленных научных работ. Большинство его произведений философско-религиозного содержания увидели свет после смерти автора и были переведены на многие языки. 2–4 июня 2023 г. в научном комплексе Сакле, в 20 км к югу от Парижа, был открыт Центр Тейяра де Шардена, посвященный диалогу науки, философии и духовности, названный в честь французского иезуита.

[2] В этой статье автор преимущественно цитирует Й. Ратцингера по французскому изданию его работ, переведенных на многие языки. В частности, самая знаменитая из них, Einführung in das Christentum, переведена на 17 языков и хорошо известна итальянскому читателю как Introduzione al cristianesimo (Brescia, Queriniana); 26-е издание вышло в 2023 году. Французский перевод озаглавлен: La foi chrétienne hier etaujourd’hui, trad. E. Ginder — P. Schouver, Paris, Cerf, 2005. Цитата взята со страницы 162. [Русский перевод: Введение в христианство, Брюссель, 1988, с. 184 — прим. пер.].

[3] J. Ratzinger, Les principes de théologie catholique, Paris, Parole et Silence, 2008, 374.

[4] Бенедикт XVI, Обращение к деятелям культуры, Лиссабон, 12 мая 2010 г.

[5] Процитировано Бенедиктом XVI, там же.

[6] Ср. J. Ratzinger, La foi chrétienne hier et aujourd’hui (Введение в христианство), цит., 40.

[7] Речь идет о «предостережении» тогдашней Конгрегации богослужения относительно текстов о. Тейяра де Шардена.

[8] Ратцингер цитирует Тейяра через работу Тремонтана «Введение в мысль Тейяра де Шардена» (в немецком переводе): C. Tresmontant, Einführung in das Denken Teilhard de Chardins, Alber, Freiburg i.B., 1961.

[9] Ср. D. Lambert — M. Bayon de La Tour — P. Malphettes, Le phènomène humain de Pierre Teilhard de Chardin. Genèse d’une publication hors normes, Bruxelles, Editions Jésuites, 2022, 270, n. 720.

[10] Ср. J. Ratzinger, La foi chrétienne hier et aujourd’hui, цит., 158–165.

[11] Там же, 160.

[12] Бенедикт XVI, Энциклика Deus caritas est, 25 декабря 2005 г., № 8.

[13] Там же, № 6.

[14] Ср. J. Ratzinger, La théologie de l’histoire de saint Bonaventure, Paris, PUF, 1988, 182.

[15] J. Ratzinger, L’esprit de la liturgie, Genève, Ad Solem, 2001, 24–25.

[16] Бенедикт XVI, Проповедь на вечерне в соборе Аосты, 24 июля 2009 г.

[17] P. Teilhard de Chardin, La messe sur le monde, в Hymne de l’univers, Paris, Éd. du Seuil, 1961, 23.

[18] Бенедикт XVI, Обращение к художникам, Сикстинская капелла, 21 ноября 2009 г.

[19] Там же.