Джованни Куччи SJ

Уже давно психологические исследования и терапевтическая практика имеют точки пересечения с ценностями религиозной и церковной традиции. Одним из примеров этого плодотворного диалога является междисциплинарное исследование сострадания. Недавняя публикация, плод вклада команды специалистов по психическому здоровью, исследует многочисленные слои этого базового поведения, которое способно не только защитить от жизненных ран, но и перевернуть взгляд на них, показав, как они могут стать возможностями для роста и зрелости. Сострадание можно легко понять неправильно, перепутать с поверхностным подходом к собственному или чужому страданию. Но при изучении и особенно применении на практике оно становится большой помощью для проживания каждой жизненной ситуации в её полноте.

***

Уже давно психологические исследования и терапевтическая практика имеют точки пересечения с ценностями религиозной и церковной традиции, которые когда-то считались устаревшими, если не препятствующими для психического здоровья человека. Дальнейший путь показал, что и в этой области истинно наблюдение Фрэнсиса Бэкона: «Только поверхностное знакомство с природой отвращает от религии, более же глубокое и проникновенное возвращает к ней». В данном исследовании была возможность многократно подтвердить это, исследуя разные пограничные темы, такие, как, например, смертные грехи, чувство вины, прощение, медитация, жертва, благодарность. Так называемая «третья волна» когнитивной терапии, следующая за поведенческой и когнитивной соответственно, объектом изучения которой является поведение на основе жизненных трудностей, около тридцати лет назад начала плодотворный диалог в духовной и религиозной сфере, показав в том числе и терапевтическую ценность. Это бесценная услуга и для религиозной практики, и для познания себя, и для экзистенциального существования.

Одним из примеров этого плодотворного диалога является междисциплинарное исследование сострадания. Недавняя книга – результат работы команды специалистов по психическому здоровью под руководством Тонино Кантельми (психиатр и президент Итальянской Ассоциации католических психологов и психиатров) и Эмильяно Ламбиазе (психотерапевт) – исследует многочисленные слои этого базового поведения, которое способно не только защитить от жизненных ран, но и перевернуть взгляд на них, показав, как они могут стать возможностями для роста и зрелости[1].

Что такое сострадание?

Учитывая давнюю историю сострадания и множество возможных значений, которые ему приписывают в религиозном и нерелигиозном воображении, возможно, лучше начать с разъяснения, что НЕ является состраданием. Действительно, мы знаем, что оно было объектом критики, порою беспощадной, например, в философском мире, когда было признано формой превосходства, завёрнутой в добродетель, эмоциональным подходом к проблемам, мешающим принять их сложность, рискуя оценивать на основе абсолютно субъективных и поверхностных симпатий и антипатий[2].

Важно принять во внимание эту критику, чтобы определить многочисленные перспективы, с которыми можно изучать сострадание. Есть эмоциональный уровень, важный, но недостаточный именно из-за вышеуказанных замечаний: эмоции не могут быть признаны критериями оценки выбора[3]. Тем не менее, существует более сложный волютивно-рациональный уровень, где сострадание – это ценность, которая следует за эмоциональным толчком. И в тот момент, когда ценность повторяется во времени, она становится добродетелью (55-57).

С этой точки зрения сострадание может быть определено как процесс, вовлекающий познание, чувства, действия, и характеризующийся объединением базовых элементов: это способность распознать страдание как часть человечества и жизни на основе эмпатии и выслушивания возможно неприятных чувств, не осуждая их, не борясь с ними, а принимая решения, уместные для облегчения страданий (30). Это определение заключает в себе разнообразные качества, подтверждая сложность этого поведения, противоположного смирению или флегматичному подходу к жизни.

Чтобы лучше разъяснить его важность, можно быстро рассмотреть эти разнообразные аспекты.

Распознание страданий

Это основной шаг, который отсылает к этимологии самого слова. Сострадание, т.е. «страдание с» (cum-patire), требует умения распознавать, что чувствует другой, не осуждая его. Благодаря этому поведению появляется возможность принять негативные чувства и «не быть охваченным яростью или печалью, а использовать их для действия» (34).

Принятие страдания – это предварительный и незаменимый шаг, поскольку он позволяет нам не быть пленниками прошлого или будущего: только сосредоточившись на настоящем, можно запустить настоящие изменения, признавая богатство возможностей в нашем распоряжении. Это цель «Терапии принятия и ответственности» (Acceptance and Commitment Therapy), которая является дополнительной помощью психологии сострадания: взгляд на возможные источники страдания, не пряча его и не осуждая, освобождает и «позволяет иметь больше душевной энергии и свободы, чтобы справляться со сложностями» (41).

Сострадание способствует устойчивости, способности столкнуться с травмирующими ситуациями и не сломаться. Уже многократно была возможность отметить, что устойчивость связана не только с физической крепостью, но и с ценностями, которые живут в человеке, с качеством отношений. Как показала история, в случае природных или антропогенных катастроф сплочённые общины являются прекрасным примером устойчивости[4].

Чувствовать себя частью человечества и жизни

Когда мы страдаем, может появиться мысль сравнить себя с другими, распознать трудную ситуацию как нечто принадлежащее только нам и думать, что мы недостойны, или обвинять себя. На самом деле, останавливаться на собственной трудной ситуации – это часть проблемы, которая питает плохое самочувствие и приводит к тому, что называется «туннельным зрением». То есть, как видно из названия, когда горизонт обзора сужен и делается акцент на обесценивании и самобичевании. Сострадание к самому себе, наоборот, способствует внутреннему диалогу со своей благодетельной частью, способной принять жизнь во всех её аспектах, в том числе её сложности, а также страдания и падения.

Принятие этого как части мира и человечества облегчает выход из обречённой изоляции и помогает пересмотреть собственную историю, предоставляя большее количество возможных вариантов её прочтения: «Наш экономический и социальный опыты, прошлые отношения, семейные истории, наша генетика сыграли глубокую роль в создании того человека, каким мы являемся сейчас […] Первым шагом для изменений является признание того, что мы должны принять, будучи людьми с определённой историей, телом и жизненным контекстом (170).

Перечитать собственную историю в более широком контексте человечества означает признать, что страдания и падения, которые я вижу в других, могли произойти и у меня, признавать их частью общей человечности. Это даёт возможность учитывать трудности других в ключе солидарности и выбора, направленного на облегчение страданий. Препятствия к состраданию часто связаны с невозможностью распознания этой общей ситуации вплоть до отрицания человечности другого.

И в этом случае следует считаться со спонтанностью, которая не помогает. Вместо того, чтобы бороться со страданием, лучше просто дать ему существовать, не осуждая, вдохновляясь любопытством, чтобы извлечь урок. Такое чувство как грусть заключает в себе многочисленные уроки, которые не видно на первый взгляд[5]. Это требует тренировки осознания. В этом случае может помочь mindfulness (метод тренировки внимания – прим. ред.), который, через соответствующие и постепенные шаги, способен перенаправить внимание, воображение и рассуждение: «То, как мы думаем, рассуждаем и размышляем, может оказать большое влияние на гиперактивацию нашей системы угроз или её успокоение. Сострадательное мышление является противоядием от этого, потому что она активирует способность заботиться, удовлетворяя потребности в уверенности нашей системы привязанности» (стр. 151).

Это процесс, который становится действием, потому что контакт со страданием – это прежде всего акт мужества, который в этической традиции называется «добродетелью крепости». Проявление сострадания может нарушить спокойную жизнь тех, кто предпочитает смириться со своим неудобным состоянием и не хочет знать, что его подвергают сомнению. В таком смысле это противоречивая добродетель; мужество и сострадание не противопоставляются друг другу.

Ощущение себя частью человечества дает возможность в том числе развить здоровую дистанцию, которая позволяет эффективно вмешиваться, не будучи раздавленными болью других.

 

Биологические основы сострадания

Изучение сострадания показало прежде всего его биологическую сторону. Она связана со способностями к уходу и привязанности, которые стали известны после исследований Джона Боулби. Согласно этой теории, основные эмоции в их полярности (возбуждение – спокойствие) адекватно развиваются при особенных взаимоотношениях с матерью, которая воспринимается как постоянное лицо для взаимодействия: отношениях, передающихся через прикосновения, взгляд, улыбку и слова. Правильное формирование привязанности того, что Боулби называет «надёжной привязанностью»[6], является основой доверия и безопасности, а также имеет важное влияние на уравновешенные отношения, на указание дара себя и на умение заботиться о благе другого человека. Особенно это важно для выживания самого ребёнка, требующего нежной заботы с первых дней жизни[7].

Недавние исследования показали, как проактивное поведение на биологическом уровне связано с нейромедиаторами, которые влияют на настроение, такими как окситоцин, вазопрессин и пролактин. Они могут быть усилены заботой и уходом и, в свою очередь, как в замкнутом круге, способствуют предрасположенности к такому поведению. «Было обнаружено, что приём окситоцина увеличил у матерей активность связей, относящихся к эмпатии, и также уменьшил активность миндалевидного тела (область мозга, связанная со страхом, тревогой и избеганием) в ответ на детский плач» (105).

Также исследования Боулби показали, что ребёнок не ищет отношений с матерью, чтобы получить сексуальное удовлетворение или пропитание для выживания, как думал Фрейд: в отношениях проявляется базовая, безвозмездная потребность без какого-либо дополнительного контекста. В отличие от животных, человек не полон, и это требует вклада многочисленных умений, особенно в биологическом и телесном ключе, в размышлениях, в самосознании.

Интеграция привязанности и разума позволяет, как это было сказано выше, проживать сострадание как добродетель, обезопасив себя от эмоциональных отклонений. Некоторые исследования показали, что просмотр фильмов и сравнение с эпизодами, связанными с эмпатией и доверием, влияют на человека на сознательном, поведенческом и биологическом уровне, например, на уровень окситоцина, который, в свою очередь, оказывает важное влияние на чувства. По этой причине к состраданию привязаны другие важные характеристики, такие как верность и стабильность в отношениях и в жизненном выборе, способность прожить родительство, быть воспитателями, которые помогают росту личности.

Эти исследования подтверждают телесное измерение сострадания, которое воплощается в физическом благосостоянии, как это можно было заметить в случае со счастьем[8].

 

Два союзника сострадания: эмпатия и симпатия

Сострадание может быть усилено некоторыми проактивными поведениями. Первым является эмпатия, термин, введённый в научную психологию в конце XIX века. Это способность не только распознать чувства другого человека, но и участвовать в них, испытать их и вести себя соответствующе. «Эмпатизирующий человек идёт навстречу или внутрь объекта или другого человека, он практически должен ответить на его запрос, удовлетворить его. Таким образом он позволяет чертам другого войти в себя. Я вижу улыбающегося человека и тут же замечаю, что каким-то образом меня просят соответствовать этой радости, вести себя внутри похожим образом. Итогом этого двойного движения является нахождение нас в объекте или в человеке, чувство, что мы стали с ним одним целым. Объединяющее движение, общие чувства – это результат внутреннего движения, направленного на то, чтобы в глубине души зазвучали качества другого»[9].

Эмпатия помогает понять то, что чувствуют другие, и уподобиться их жизненному опыту. Это спонтанное поведение, которое проявляется уже в нежном возрасте: дети играют с игрушками, солдатиками и куклами, «одушевляя» их, наделяя их чувствами. Каждому ребёнку нужна модель для подражания, которая поддерживала бы его во время роста и, в общем, в его пути воспитания. Эмпатию можно испытывать разными способами: по отношению к природе (пейзаж может быть описан как «грустный» или «привлекательный»), к культуре (отношения между чтецом и произведением), к людям, но не только. Можно испытывать эмпатию к механизмам: к машине или компьютеру. Пока нелегко описать процесс, через который достигается это «общее чувство с другими»: эта «неосязаемость» является причиной критики эмпатии, учитывая поверхностное и неполное отношение к ней[10].

Тем не менее исследования показывают, что, как это было замечено и в отношении сострадания, эмпатия не может быть ограничена эмоциональной сферой, потому что подразумевает когнитивную способность распознать отличного от тебя человека и чувства, возникающие при этой встрече, и это нечто большее, чем просто повторение увиденного: «При эмпатии эмоции другого человека пробуждают не ответ-отражение, а реакцию, потому что они правильно распознаются и проживаются как внешние эмоции, принадлежащие другому человеку»[11].

В свою очередь, простое знание прожитого другим человеком необязательно приведёт к вышеописанному поведению, поскольку это знание может быть получено по другим многочисленным причинам, необязательно вдохновлённым эмпатией. Такие качества, как садизм или асоциальность, также ясно дают понять, что чувствует другой, но с ними человек может остаться безразличным или, ещё хуже, манипулировать чувством другого для своей выгоды. Эмпатия же, начинаясь с этого знания, ведёт к близости и участию, выражаясь в качественно другом спектре чувств, приводящем к разделению и жертве самого дорогого. В отличие от ненависти, эмпатия продемонстрировала способность уважать сложность людей и ситуаций, потому что она способна их различить.

Симпатия родственна эмпатии: она тоже характеризуется многообещающим позитивным взглядом на другого человека, и это может легко привести к разделению культурных и ценностных горизонтов, уподоблению этому человеку[12]. Но всё же эмпатия представляет собой нечто большее, чем симпатия, потому что кроме понимания и благосклонности она также показывает, что ты разделяешь прожитый другим человеком опыт. Симпатия – это чувство, которое в первую очередь надо взращивать по отношению к самому себе: вместо того, чтобы закрываться в себе, когда страдание стучит в твои же двери, будет мудрее принять и выслушать его, как это было замечено выше.

Добродетель, которую надо тренировать

Сострадание, если оно правильно понимается, требует подвергнуть сомнению некоторые поверхностные стереотипы и открыться отношениям, которые идут в направлении, противоположном здравому смыслу. Особенно в отношении страданий. Психологическое здоровье требует присвоения проблемных эмоций, чтобы постепенно лучше справляться с ними: «Это может показаться парадоксальным, но чтобы быть счастливым, мы должны принять несчастье: чем больше мы пытаемся убежать от боли и страданий, чем больше мы пытаемся устранить их из нашей жизни, тем больше они растут» (158).

Из принятия, которое является не чем иным, как состраданием к самим себе, рождаются новая энергия и когнитивные стимулы, даже если чувство остаётся тем же: это то, что авторы называют «креативным отчаянием». Одним из самых важных плодов этого является гибкость по отношению к восприятию негативных мыслей и ситуаций, не противопоставляя себя им, а принимая их, в том числе благодаря ценностям, которые признаны основными и взращены осознанно, как, например, сострадание.

Поэтому сострадание особенно надо тренировать, пересматривая с этой точки зрения собственную жизнь. Для этого в конце каждой главы книги предложены упражнения, которые можно выполнять и как медитативные практики, и как проверку того, что предложено в главе, чтобы ввести в свой внутренний мир эту великую возможность прожить жизнь в её полноте, предложенной каждому из нас.

Религиозное измерение

Как уже было замечено, осознание того, что ты – часть большего измерения, принимаемого как благоволение, является большой помощью для сострадания. Поражает то, что многие предложенные упражнения и сама ценность сострадания присутствуют в большом количестве религиозных традиций, предлагающих эти практики и в контексте духовного плана, и в ситуациях жизненного выбора. Христианство провозглашает Бога, которому небезразличны дела человека, наоборот: он сближается с ним, чтобы разделить в том числе и самые трагичные аспекты его существования. В Библии опыт Исхода, ключевой для народа Израиля, а также кульминация искупления смертью и воскресением Христа – это самые красивые плоды сострадания Бога, который хочет, чтобы его узнало всё человечество.

Еврейский термин для сострадания rahamim дословно отсылает к «утробе», напоминая об утробной любви между матерью и сыном (в Ис. 49:13-16 она выражена термином rehem, который означает «утроба»). Его греческий эквивалент (splanchnizomai) есть на знаменитых страницах Евангелия, например, в притче о блудном сыне (см. Лк. 15:20), или о царе, который освобождает раба от большого долга (Мф. 18:27), и он отражает чувства самого Христа по отношению к изнурённому и рассеянному человечеству (Мф. 9:36). Это в том числе и поведение, ободряющее тех, кто во имя Христа тратит себя на других, хотя кажется, что это не меняет их состояния, но при этом позволяет узнать, что самые безнадёжные ситуации могут открыться неожиданным возможностям.

В связи с этим в книге есть отсылка к труду, начатому в Калькутте Матерью Терезой – Nirmal Hriday, зданию, куда каждый день приносят людей в терминальной стадии и умирающих, подобранных на улице, большинству из которых уготована скорая смерть.  Работа, которая кажется бесполезной и изнуряющей, ставящей под сомнение смысл всего этого. И тем не менее поражает атмосфера, царящая в этой юдоли страдания и смерти: «Дух радости и благоволения, как будто эти места действительно как-то посетил Иисус; сёстры и волонтёры, служащие больным и умирающим, свидетельствуют, что для них это привилегия – заботиться об этих неизвестных больных, чтобы позволить им прожить последние моменты их жизни не столь одиноко, рядом с кем-то, кто мог бы показать им ту любовь, которой они никогда в жизни ни от кого не получали. Даже запах смерти, который часто витает в палатах, не в силах убрать мир и радость из сердец тех, кто там для того, чтобы дать уют и заботу этим обездоленным» (стр. 133).

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] См. Lambiase — T. Cantelmi, Psicologia della compassione. Accogliere e affrontare le difficoltà della vita, Cinisello Balsamo (Mi), San Paolo, 2020, 271. Номера в круглых скобках, встречающиеся в статье, отсылают к страницам этой книги.

[2] Кант считает сострадание видом слабости, которая мешает прямой оценке (Критика практического разума, p. I, II c. 2, § 2). Ницше особенно встревожен этим чувством: «Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора, способствует упадку и деградации, уничтожает вид – отрицает жизнь» (Frammenti postumi 1887-1888, n. 11). Экзистенциальная философия более позитивна, например у Киркегарда, где сострадание считается отражением божественного действия (Дневник, X A 452), или у Макса Шелера, который возводит сострадание к симпатии по отношению к страданиям других (Сущность и формы симпатии, c. II, § 3).

[3] См. G. Cucci, «Gli affetti e la vita spirituale», in Id., La forza dalla debolezza, Roma, AdP, 2018, 83-124.

[4] См. Id., «Raccontare il trauma. Un atto indispensabile per continuare a vivere», в Civ. Catt. 2021, II, 119-129.

[5] Ср. Id., «La tristezza. I preziosi insegnamenti di questo sentimento», в Civ. Catt. 2017, I, 133-146.

[6] См. Дж. Боулби, «The growth of independence in the young child», в Royal Society of Health Journal 76 (1956) 587-591; Id., Привязанность и потеря, vol. 1. L’ attaccamento alla madre; vol. 2. La separazione dalla madre; vol. 3. La perdita della madre, Torino, Boringhieri, 1999-2000; Id., Una base sicura. Applicazioni cliniche della teoria dell’attaccamento, Milano, Raffaello Cortina, 1989.

[7] См. L. Cozolino, Il cervello sociale. Neuroscienze delle relazioni umane, ivi, 2008, 11 s.

[8] См. G. Cucci, L’ arte di vivere. Educare alla felicità, Milano, Àncora — La Civiltà Cattolica, 2019.

[9] См. L. Boella, Sentire l’altro. Conoscere e praticare l’empatia, Milano, Raffaello Cortina, 2006, XVI.

[10] «Эмпатия […] в целом плохой проводник. Она закладывает основы для безрассудных предубеждений и часто порождает мотивы, которые толкают на жестокость и равнодушие. Она может привести к иррациональным и несправедливым политическим решениям, может разрушить важные отношения, такие как отношения между врачом и пациентом, и может ухудшить отношения между друзьями, родителями и супругами» (P. Bloom, Contro l’empatia. Una difesa della razionalità, Macerata, LiberLibri, 2019, 8 s).

[11] S. BONINO, Altruisti per natura, Roma — Bari, Laterza, 2012, 57.

[12] «Симпатия – неважно, разделять радость или радоваться вместе, – это главным образом (основываясь на понимании того, что чувствуют другие) не спонтанный акт, а сострадание, кроме того, это реакция, а не действие» (M. Шелер, Сущность и формы симпатии, Roma, Città Nuova, 1980, 131).