Джованни Сале S.J.

Чтобы понять, в каком положении сейчас находятся христианские общины на Ближнем Востоке, необходимо исследовать многовековую историю тех способов, какими ислам оформлял институциональные отношения между разными религиозными группами – в частности, с христианами – в своей обширной империи. Очевидно, с этой проблематикой ислам столкнулся с самого начала, то есть уже со времён Мухаммеда. Такие старинные юридические установления, как дхимма и османские миллеты, предусматривали обеспечение институциональных гарантий и одновременно дискриминировали «подзащитных». Этот режим, просуществовавший до конца XIX века, способствовал развитию крепких связей между разными христианскими деноминациями, представленными в империи, и укреплению общинного духа и общинной культуры, которые во многих отношениях переживают кризис в современном мире.

***

Чтобы понять, в каком положении сейчас находятся христианские общины на Ближнем Востоке, необходимо исследовать многовековую историю тех способов, какими ислам оформлял институциональные отношения между разными религиозными группами – в частности, с христианами – в своей обширной империи. Очевидно, с этой проблематикой ислам столкнулся очень рано, поскольку пророк Мухаммед, обустраивая юную мусульманскую общину, должен был законодательно регулировать отношения с иудеями и христианами, уже не первый век жившими на Аравийском полуострове, – то есть ещё до начала завоеваний, навсегда изменивших облик южного средиземноморского побережья и стран древнего плодородного полумесяца.

Восточные христиане до мусульманских завоеваний

Прежде всего, не следует слишком благодушно и линейно воспринимать историю раннего христианства на Ближнем Востоке и в Северной Африке и считать, как часто делают, первоначальный ислам – сильно мотивированный в религиозном и политическом плане на распространение за пределы Аравийского полуострова – разрушительной силой, всегда угнетающей христианство и христиан. На самом деле восточное христианство к тому времени уже давно разделилось на конфессии в результате богословских споров с сильным политическим уклоном. Этот факт, несомненно, способствовал мусульманским завоеваниям названных территорий начиная с VII века; затем разногласия между христианами во многом продолжались в этих регионах уже под исламским владычеством.

Также и в наши дни эти внутренние разделения в регионах, где христиане составляют «подавляющее» меньшинство, «нередко затрудняют последовательную защиту самобытности и интересов христианского меньшинства перед религиозным большинством или государством»[1], и часто это государство «исламское», как оно себя определяет. Самый вопиющий случай – соперничество и раздоры между деноминациями и Церквями на Святой Земле, увы, слишком заметные, несмотря на экуменические усилия последних десятилетий.

Во всяком случае, этот исторический аспект заслуживает более глубокого изучения. Напомним, что с III и до VII века, то есть до мусульманских завоеваний, христианство на Востоке исповедовали на огромной территории между Египтом и Месопотамией включительно (Палестина, Сирия, западная Азия, а также некоторые области Аравийского полуострова). Христианами управляли три значимых патриархата: Александрийский, Антиохийский и Константинопольский, – состоявшие в общении с Римом.

В этот период над христианскими Церквями господствовала империя. Фактически под властью первых восточных римских императоров, начиная с Константина, созывались первые соборы, постепенно сформулировавшие христианскую догматику: Никейский (325), Константинопольский (381), Эфесский (431) и Халкидонский (451). Все эти соборы – с их жаркими вероучительными спорами и в том историческом контексте – привели к расколу христианского мира, а их определения – наравне с императорскими декретами – насаждались императором, которого считали защитником веры и Церкви. Инакомыслящих объявляли еретиками и зачастую жёстко преследовали. Так поступили с арианами, а впоследствии – ещё решительнее – с несторианами и монофизитами.

Следует также напомнить, что почвой для этих богословских споров – особенно с монофизитами, признававшими, вопреки халкидонским определениям, только божественную природу в Иисусе Христе, – были различия в мироощущениях и культурах (греческой, коптской и сиро-армянской), а также соперничество между великими патриархатами, часто оспаривавшими друг у друга верховенство[2].

В середине V века христианская ойкумена разделилась на две части: имперско-халкидонскую, под началом двух важнейших патриархатов (Римского и Константинопольского), и не-халкидонскую, возглавляемую Александрийским и частично Антиохийским патриархатом. Ко второй части восходят сегодняшние коптская, якобитская и армянская григорианская Церкви. Это противостояние со временем обрело политическую окраску и по сути указывало на отказ так называемых «окраин империи» подчиняться растущему влиянию константинопольской имперской (уже византийской) Церкви.

Мусульманская экспансия и система «защит»

Именно в этот период жёсткого противостояния между восточными Церквями, зачастую с кровавыми гонениями со стороны восточного императора против монофизитов, началось мусульманское завоевание христианских земель, таких как Египет, Сирия и Персия. По-видимому, в этих древнехристианских провинциях население, а отчасти и священноначалие приняло новых завоевателей как освободителей, тем более что налогов они обычно взимали меньше, чем византийцы. «Исходная неопытность мусульман в таких делах обернулась выгодной сделкой»[3]. Поэтому неудивительно, что «освободителей» изначально встречало местное население, готовое содействовать созиданию и укреплению их господства.

Фактически, с арабским нашествием, в любом случае не бескровным, сирийские, египетские и месопотамские христиане, «перейдя из-под византийской власти под мусульманскую опеку, изменили свой статус»[4]. Из подданных, какими были под Константинополем, они стали «терпимыми общинами»: сначала их терпел Омейядский (Дамасский) халифат (661-750), затем Аббасидский – Багдадский (750-1258). «Христиане приобрели статус дхимми, то есть в силу принадлежности к коранической категории “люди Книги” пользовались физической защитой мусульман»[5]. Следует учитывать, что этот новый статус защищал христианские общины от нападений не только со стороны мусульман, но и от агрессии других враждебных народов.

Итак, ислам с самого начала применял к завоёванному христианскому и еврейскому населению настоящий режим веротерпимости. Вот что об этом пишет знаменитый востоковед Бернард Льюис: «Христианство было побеждено, но не уничтожено. Заселение этих земель арабами, обращения в ислам и ассимиляция мало-помалу перевели христиан из большинства населения в меньшинство»[6]. Христиане, – поясняет он, – защищаемые веротерпимостью мусульманского государства, сумели сыграть важную роль в создании классической исламской цивилизации.

Этот юридический режим защиты базировался на важных коранических предписаниях и имел чёткие границы – по сути, их можно свести к трём типам.

Во-первых, границы религиозные: защищаемые могли следовать своей религиозной вере, но им была запрещена любая миссионерская деятельность, тогда как исламская миссия получала отрытую поддержку. Таким образом, христианам не дозволялись религиозные процессии, колокольный звон и публичная демонстрация священных символов, в частности креста. Кроме того, нельзя было строить новые церкви, а для реставрации старых требовалось разрешение властей, даваемое редко и за огромные деньги[7]. Поэтому в исламском мире, в отличие от других регионов, не развивалась местная христианская архитектура.

Второй тип – социальные ограничения, дававшие на практике ощутить миноритарный статус дхимми по сравнению с мусульманином. Итак, речь идёт об ограничениях явно дискриминационного характера. Эти нормы запрещали защищаемым политическую деятельность и военную службу. Кроме того, с христиан как с побеждённых взималась подушная подать (джизья), согласно Корану (9:29), и налог на землю (харадж)[8].

По сей день защитный налог фигурирует в политических программах некоторых фундаменталистских партий, равно как и повреждение крестов и иных христианских символов или сжигание церквей (часто с убийством множества верных), что и происходило в странах – например, в Сирии, Нигерии и Йемене, – где применяется закон шариата целиком. Увы, авторитетные члены духовенства, как суннитского, так и шиитского, нередко поощряют и оправдывают эти неслыханные вспышки насилия. Однако учёный Бернар Эберже (Bernard Heyberger) утверждает: «Мусульманская традиция располагает ресурсами для обоснования веротерпимости, отказа от применения силы и для альтернативных ненасильственных действий»[9].

Третий тип ограничений – в семейной сфере, в особенности по вопросу о смешанных браках. Согласно исламскому закону (до сих пор действующему в странах, где применяется шариат), единственная дозволенная форма смешанного брака – мусульманин женится на христианке, и она может оставаться таковой; однако все дети, рождённые в этом браке, должны быть воспитаны в исламской вере. А если немусульманин хочет жениться на мусульманке, он обязан принять ислам, потому что иначе их дети стали бы немусульманами. Применение этих принципов в минувшие годы создало немало проблем для египетских коптских общин, вызывая напряжённость, на самом деле до сих пор не урегулированную, между двумя общинами.

Учтя эти аспекты, можно небезосновательно утверждать, что применение таких принципов, или кораническо-шариатских норм, позволило завоевателям, начиная с первых веков, медленно но верно исламизировать древнехристианские территории, подвластные халифату. Собственно, «защищаемые» в мусульманском государстве считались гражданами второго сорта и подвергались явной дискриминации. По кораническому закону, им полагались некоторые «унижения». Их «терпели» в категории, куда входят, согласно Корану, последователи так называемых «религий Книги», то есть христиане, иудеи и сабеи.

На момент захвата Сасанидской, то есть персидской империи защита распространялась и на зороастрийцев. Есть свидетельство VIII века о том, что мусульманский военачальник на юге Индии заключил договор о защите с буддистами, гарантируя неприкосновенность их храмов. «В конце концов, – сказано в источнике, – нет разницы между храмом Будды и религиозными зданиями христиан и огненными святилищами зороастрийцев»[10]. Далее заключались соглашения о защите и с последователями других религий, например с мандеями.

И напротив, члены незащищаемых религиозных групп, как ненавистные политеисты на Аравийском полуострове (с ними пришлось сражаться пророку), не получали покровительства ни в какой форме; они были обязаны принять ислам, а иначе подлежали истреблению. В эту же категорию входили атеисты и неверующие. Это объясняет, почему радикальный исламизм не признаёт религиозную свободу, свободу совести. Все главы фундаменталистских движений – начиная с Аль-Каиды – и сегодня считают неверующих и по-западному живущих мусульман худшими врагами подлинного ислама, которых поэтому можно убивать[11].

Несмотря на дискриминацию, христиане сыграли очень важную роль в становлении арабской культуры. Не допущенные в политику и на военную службу, они уходили в коммерцию или, как, впрочем, и многие евреи, посвящали себя государственному управлению и свободным профессиям. А также, в эпоху великих халифатов, изучали античную философию и занимались эмпирическими науками. Поскольку многие христиане в городах, особенно наиболее состоятельные, были носителями греко-эллинистической и византийской культуры, они выступили в значимой роли посредников при передаче этих знаний (зачастую очень полезных для управления государством) арабо-мусульманскому миру, «внося незаменимый вклад в расцвет нового культурного и философского исламского синтеза, который воспринял, переработав, греческое культурное наследие»[12].

Известно, что арабская культура достигла своего апогея в XI и XII веках и в этот период, передавая «варварскому» Западу труды Аристотеля и других греческих авторов, способствовала первому культурному возрождению современной Европы, однако не нужно забывать, что это стало возможным благодаря инкультурационной работе, проделанной в предшествующие века христианским компонентом арабского мира[13]. Значимость и влияние христиан пошли на убыль с X века, главным образом из-за сокращения их численности во многих провинциях халифата, например в Магрибе, где коренное христианское население мало-помалу совсем исчезло[14].

О. Самир Халиль Самир полагает, что к этому привела постоянная «эрозия», как снизу, так и сверху, по сути обусловленная неоднозначной системой «защиты». Снизу, то есть на уровне народных масс, это произошло по экономическим, социальным и политическим причинам. «Сверху, иначе говоря на уровне элиты, по тем же причинам: министры или врачи халифов непрестанно получали приглашения принять ислам, хотя бы формально, чтобы остаться на своём посту»[15].

Часто обращение, особенно чиновников и придворных, было в какой-то мере насильственным, чему даже находились богословские оправдания. Великий мусульманский мыслитель Аль-Газали, умерший в 1111 году, пишет: «Конечно, нехорошо оказывать давление в плане религии; но нужно признать, что меч или кнут порой полезнее, чем философия или убеждение. И если первое поколение принимает ислам только на словах, второе примет и сердцем, а третье будет считать себя исконно мусульманским»[16]. Именно это и произошло.

Итак, с XI по XVII век медленно и постепенно уменьшалось число христиан в арабо-мусульманском мире. Первая всеобщая перепись населения, проведённая в Османской империи в 1570 году, то есть на пике её великолепия, показала, что христиане, проживающие на обширных территориях стамбульского султана-халифа, составляют всего лишь 8%[17]. Следует признать, что это очень низкий процент, если учесть, что в таких регионах, как Египет, Сирия, Палестина и Малая Азия, христианство в древности процветало. Однако именно в Османской империи положение восточно-христианских общин в целом улучшилось, что привело их к демографическому росту.

Система «миллетов» в Османской империи

Османская империя уже с самого начала (XV век) и особенно после завоевания Константинополя (1453 год), бывшего центром восточно-христианского мира, применяла административную систему миллетов, с которыми предоставляла определённую юридическую защиту «признанным» религиозным общинам в империи. Вначале так называемых «наций», признанных султаном-халифом в качестве структурных компонентов его империи, было четыре: мусульмане-сунниты[18] – привилегированный миллет, евреи – очень древний миллет, православные греки (халкидонский[19]) и армяне (нехалкидонский[20]). Османская пропаганда называла пять «наций» (с добавлением турок-сельджуков) пятью пальцами на руке султана, а значит, они по своей природе находятся в паритетном положении[21].

Юридическая конфигурация этой сложной системы защиты до сих пор остаётся спорным вопросом для учёных. Одни полагают, что, поскольку «защищаемые» получали широкую автономию в гражданской и религиозной сферах, миллет – это как бы суб-государство без границ, связанное не с территорией, а с диаспорой[22]. Другие исследователи считают, что миллеты не были автономными политическими единицами внутри османского государства. Согласно Ливио Миссиру ди Лузиньяно, в теократической структуре Османской империи миллет – основная составная часть самой империи, но не как государство в государстве. Свою точку зрения учёный подкрепляет тем, что дхимми обладали статусом «подданных» (наравне с мусульманами), а их иерархи считались имперскими чиновниками.

Фактически система миллетов представляла собой полезный инструмент, созданный османской администрацией, для которой веротерпимость была практической необходимостью, поскольку позволяла управлять и удерживать вместе империю, столь обширную географически и с населением, столь разнообразным этнически, культурно и религиозно. Насильно обратить всё османское население в ислам (были такие попытки) не представлялось ни возможным, ни даже целесообразным, поэтому веротерпимость и интеграция немусульман оставались единственной опцией, продиктованной не столько нравственными и религиозными, сколько практическими и политическими соображениями.

Система покоилась на двух столпах: на политической лояльности подданных-немусульман и на уплате налогов. Правильное функционирование системы зависело от полноценного достижения этих двух целей, так что миллет считался не столько конфессиональным, сколько налоговым режимом, то есть это был способ собирать налоги, организованный на религиозной основе[23].

Некоторые исследователи полагают, что в Османской империи религиозная принадлежность не была причиной для социальной дискриминации. Ливио Миссир ди Лузиньяно пишет: «Если какие-то правовые нормы и были унизительны для немусульман, этого недостаточно, чтобы утверждать, что христиане считались гражданами второго сорта, в отличие от мусульман»[24]. Возможно, это верно с юридической точки зрения, но фактически – о чём часто упоминают источники – положение гражданина-немусульманина было, так сказать, «второсортным»; потому-то иерархи «защищаемых» часто обращались в Высокую Порту с протестами против злоупотреблений или насильственных действий. В особенности начиная с первых десятилетий XIX века, греческие и армянские миллеты постоянно запрашивали у султана «гарантии» и защиту через посредничество западных христианских государств[25].

Однако нужно также помнить, что, если в Европе начиная с XV века – то есть когда католические короли изгнали «мавров» из Испании – христианский порядок, наконец восстановленный, соглашался терпеть внутри себя лишь несколько еврейских общин (сгруппированных и заключённых в «гетто»), то на другом берегу Средиземного моря величайшая в истории мусульманская империя экспериментировала с новыми формами совместного проживания мусульман, христиан и иудеев. Конечно, такое проживание было обусловлено историческими обстоятельствами и социально-экономическими нуждами, но, в любом случае, были опробованы новые и неслыханные формы сотрудничества и относительной веротерпимости[26].

В XIX веке, уже на закате многонациональной Османской империи, число признанных миллетов выросло до 14. Они учреждались фирманами Высокой Порты, причём под давлением европейских держав, желавших упрочить своё влияние на внутренние дела империи. В 1831 году, благодаря посредничеству французской дипломатии, был признан миллет восточных католиков – так он отделился от православного. С 1836 года у латинских католиков был свой официальный делегат при Высокой Порте в лице так называемого «латинского консула», французского представителя при султане.

В XIX века султаны-«модернизаторы», проведя важные реформы (в 1839 и 1853 годах были приняты законы, названные, как и сам этот период, Танзимат, что значит «упорядочение»), провозгласили равенство всех граждан империи и свободу культа, но фактически не отменили систему миллетов (формально она сохранилась до конца Османской империи). Более того, в итоге только укрепилась общинная структура иудейских и христианских меньшинств. На отдельные общины, обладающие совещательными органами и управленческими институтами, возлагались важные задачи, как, например, регулирование гражданского состояния и иных вопросов, касающихся внутренней жизни общины. Это способствовало – также в современную эпоху и внутри национальных государств – сохранению институциональных структур, присущих старой системе, и даже в каком-то смысле укрепило культурную и религиозную самобытность отдельных общин. Кроме того, напомним, что в некоторых мусульманских странах, например в Иране, режим защиты до сих пор действует. В этом государстве, которое, между прочим, не входило в Османскую империю, христиане-армяне и халдеи, в отличие от других христиан, находятся под «защитой» мусульманской гражданской власти[27].

Заключение

Разумеется, старинную систему миллетов не следует переоценивать, как иногда делают. Однако нужно помнить, что она крепко пропитала своим «общинным» духом всё османское общество вплоть до его заката, а значит – и христианские общины Ближнего Востока. Они сегодня живут в рамках национальных государств и в полной мере ощущают себя частью этих государств, но и «меньшинствами» в преимущественно исламских странах, а это означает, что – особенно во время социальных и политических кризисов – они могут подвергаться дискриминации или репрессиям, как, например, копты в Египте. В таких неустойчивых ситуациях они нуждаются в защите и поддержке, прежде всего от государственной власти и международного сообщества, тогда как межобщинные связи между ними укрепляются (о чём часто свидетельствуют религиозные руководители), как и при системе миллетов.

Современность, сосредоточенная на правах человека, задаёт новые задачи ближневосточным христианам, да и не только им. Например: защищать ли первым делом права общин или индивидов, то есть отдать ли предпочтение старой – но до сих пор действующей – системе общинно-религиозной принадлежности со всеми присущими ей различиями или «индивидуалистическому» и светскому элементу – праву гражданства, не знающему расовых, этнических и религиозных различий.

Однако правильное применение этого элемента подразумевает, что гражданская власть принимает два основных принципа, любезных западным демократиям: во-первых, отделение государства от религии, а значит, придание светского характера общественному устройству; во-вторых, способность государства защитить индивида, точнее человеческую личность, от любого принуждения. Пока не похоже, чтобы этот принцип в полной мере соблюдался. Но хочется надеяться, что мир мусульманской культуры и традиции, где живёт много христианских общих – хотя часто сокращается число их членов, – найдёт свой путь к демократии и защите прав всех граждан.

[1].      J.-M. di Falco — T. Radcliffe — A. Riccardi (edd.), Il libro nero della condizione dei cristiani nel mondo, Milano, Mondadori, 2014, 117.

 

[2].      Ср. J. Maïda, «Gli arabi cristiani: dalla questione d’Oriente alla recente geopolitica», в A. Pacini (ed.), Comunità cristiane nell’islam arabo. La sfida del futuro, Torino, Edizioni Giovanni Agnelli, 1996, 35.

 

[3].      A. Noth, «L’Islam delle origini», в U. Haarmann (ed.), Storia del mondo arabo, Torino, Einaudi, 2010, 63.

 

[4].      J. Maïda, «Gli arabi cristiani…», цит., 36.

 

[5].      Там же.

 

[6].      Ср. B. Lewis, La costruzione del Medio Oriente, Roma — Bari, Laterza, 2003, 19.

 

[7].      Ср. A. Fattal, Le statut légal des non-musulmans en pays d’Islam, Beirut, Imprimérie Catholique, 1958, 174 сл.

 

[8].      Ср. S. K. Samir, «Le comunità cristiane, soggetti attivi della società araba nel corso della storia», в A. Pacini (ed.), Comunità cristiane nell’islam arabo…, цит., 77 сл.

 

[9].      J.-M. di Falco — T. Radcliffe — A. Riccardi (edd.), Il libro nero della condizione dei cristiani nel mondo, цит., 122.

 

[10].     Процитировано в A. Noth, «L’Islam delle origini», цит., 64.

 

[11].    Ср. R. Guolo, Il partito di Dio. L’ Islam radicale contro l’Occidente, Milano, Guerini e Associati, 2004, 77 сл.

 

[12].    A. Pacini, «Introduzione», в Id. (ed.), Comunità cristiane nell’islam arabo…, цит., 5. Например, св. Иоанн Дамаскин (VII-VIII в.) «получал ответственные поручения при дворе [халифа]» (Patrologia, V, Roma, Istituto Patristico Augustinianum, 2000, 233).

 

[13].    Ср. там же.

 

[14].    Начиная с X века арабское влияние в христианской среде усиливается. Язык завоевателей используется христианами в повседневной жизни и даже в богослужении многих Церквей.

 

[15].    S. K. Samir, «Le comunità cristiane, soggetti attivi della società araba…», цит., 83.

 

[16].    Там же, 84.

 

[17].    Ср. A. Pacini, «Introduzione», в Id. (ed.), Comunità cristiane nell’islam arabo…, цит., 6. Следует также напомнить, что вообще христианство было устойчивее в сельской местности – куда редко добиралась имперская администрация, – чем в городах. В последнее время исход из деревень, особенно в сиро-палестинском регионе, обусловил почти полное исчезновение древнего сельского христианства и его культуры. Это изменило состав восточно-христианских общин, которые урбанизируются начиная с XIX века.

 

[18].    У мусульман-шиитов вообще не было миллета. Фактически их считали еретиками.

 

[19].    Сюда входили разные народы, исповедующие христианскую халкидонскую веру: греки, болгары, молдаване, сербы, албанцы, хорваты, сиро-ливанцы и др.

 

[20].    В нехалкидонский миллет входили григорианские армяне, ассирийцы, копты и эфиопы.

 

[21].    Ср. S. Trinchese (ed.), Le cinque dita del sultano. Turchi, armeni, arabi, greci ed ebrei nel continente mediterraneo del ’900, L’Aquila, Textus, 2005, 13.

 

[22].     Ср. L. Missir di Lusignano, Églises et État en Turquie et au Proche Orient, Bruxelles, Missir, 1973, 35; Id., Familles latines de l’Empire Ottoman, Istanbul, Isis, 2004, 14.

 

[23].     Ср. K. H. Karpat, The Politicization of Islam. Reconstructing Identity, State, Faith, and Community in the Late Ottoman State, Oxford, Oxford University Press, 2001, 5.

 

[24].    L. Missir di Lusignano, Églises et État en Turquie et au Proche Orient, цит., 38.

 

[25].    Ср. S. K. Samir, «Le comunità cristiane, soggetti attivi della società araba…, цит., 77-81.

 

[26].    Ср. G. Sale, Stati islamici e minoranze cristiane, Milano, Jaca Book, 2008, 193 сл.; A. Riccardi, Mediterraneo. Cristianesimo e Islam tra coabitazione e conflitto, Milano, Guerini e Associati, 1993, 18 сл.; G. Del Zanna, I cristiani e il Medio Oriente (1798-1924), Bologna, il Mulino, 2011, 25 сл.

 

[27].     Ср. B. Heyberger, Il libro nero della condizione dei cristiani nel mondo, цит., 126. В Иране, помимо христиан: армян и халдеев, – признаны, а значит, подчинены режиму дхиммы иудеи и зороастрийцы. Эти религиозные общины также имеют право на квоту мест в парламенте. Ср. B. De Poli, «Islam e secolarizzazione», в Le religioni e il mondo moderno. Islam, III, Torino, Einaudi, 2009, 236.