Джованни Куччи SJ

О тяжком душевном дискомфорте и одиночестве, от которых страдают в том числе и священники, говорится давно. Исследования в этой области, проведённые большей частью среди епархиальных священников, указывают на серьёзные трудности, заметно влияющие на качество жизни и пресвитерского служения. В статье представлены результаты некоторых исследований и выявлены общие элементы, позволяющие рассматривать это явление как структурное. Иными словами, нельзя считать одиночество и душевный дискомфорт чисто личной проблемой. Во многих случаях сама формация создает образ священника, которому назначено вести автономную жизнь, и в критический момент пресвитер не способен найти помощь. Последствия иногда бывают трагическими. Поэтому необходимы перемены в том числе и на структурном уровне.

***

Одиночество бывает разным

Одиночество само по себе не зло. На самом деле оно показывает, что человек — творение, которому нужен Абсолют; вытекающее отсюда страдание, если принять его как истину о самом себе, а не как проклятие, помогает строить прочные и глубокие отношения: прежде всего с Господом, потому что мы постигли, что без Него жизнь становится невыносимой и бессмысленной.

В каком бы «семейном положении» мы ни находились, без одиночества не обойтись, о чём хорошо известно людям, состоящим в браке. Есть онтологическая пустота, которую ничто и никто не может заполнить; если мы не осознали эту невозможность, то возлагаем иллюзорные надежды на другого человека, лелеем неисполнимые ожидания и в итоге отношения распадаются. Показательно, что кризис целибата и кризис брака пришли вместе.

Одиночество становится проблемой, когда человек далёк от своего глубочайшего я, лишён значимых отношений, теряет себя в сиюминутных заботах и пересудах, в пороке и т. д., надеясь заполнить ими мучающую его пустоту. Всё это актуально и для тех, кто, как священник, призван к жизни в целибате. У одиночества много аспектов, из-за которых мы к нему стремимся или его боимся. Итак, важно понять, как и когда одиночество перестаёт свидетельствовать об истине и становится токсичным.

Эпохальные перемены

Во-первых, есть структурные причины: у нас всё меньше ориентиров, меньше места и времени для восстановления, общины теряют людей и стареют. Папа Франциск в одной из своих речей в Курии сказал, что мы живём в постхристианском мире, хотя, возможно, не отдаём себе в этом полного отчёта: «Мы уже не в христианском мире! […] Поэтому нужно изменить пастырский подход, но это не значит, что пастыри должны стать релятивистами. Наше общество уже не устроено по-христиански: вера — особенно в Европе, но и в большей части западного мира — уже не очевидная предпосылка общего быта, более того: часто её отрицают, высмеивают, изгоняют»[1].

Истончению социальной ткани сопутствует нехватка взрослых ориентиров и ощущение изоляции, подчёркнутое недавней пандемией COVID-19. Поэтому люди становятся уязвимее, на всех уровнях.

Ещё одна структурная причина душевного дискомфорта в том, что растёт бюрократизация и усложняется жизнь.

Ко всему этому прибавляется цифровая революция и приход социальных сетей. В первую очередь опасность грозит молодым поколениям: умение пользоваться новыми технологиями часто не сопровождается здравым критическим смыслом, особенно когда в соцсетях ищут спасение от одиночества[2]. Ведь интернет не только предоставляет огромные возможности, на разных уровнях: информацию, данные, скорость взаимодействия и несомненные пастырские преимущества, — но и воспроизводит старую проблематику оффлайнового мира (одиночество, бессмысленность, страдание, депрессия), но в качественно ином масштабе.

Священник, как герой рассказа Кафки «Превращение», может однажды проснуться и обнаружить, что стал чем-то совершенно иным, чем он себя воображал: теперь он — социальный работник, поставщик услуг и материальных благ разного рода; или его унесло опасными течениями, о которых он читал в богословских учебниках, но себя обезопасить не сумел. И последствия могут быть трагическими.

Немного данных

С некоторых пор впечатляюще растёт число самоубийств среди священников в Бразилии. В течение 2018 года лишили себя жизни 17 пресвитеров, 10 — в 2021 году[3].

Уже в 2008 году организация Isma Brasil опросила 1600 священников и монашествующих и выявила главную причину стресса для этих категорий — отсутствие частной жизни, достаточного времени и пространства для заботы о себе. Епископская конференция Бразилии тоже провела исследования. Эксперты называют избыток работы, нехватку развлечений, одиночество и утрату мотивации в числе факторов, могущих привести клирика к самоубийству. А также обвинения в злоупотреблениях. Однако из опросов явствует, что самая общая проблема — депрессия: «Молодой священник в такой стране, как Бразилия, где у него много — и даже слишком — пастырской работы, может прийти в гиперответственное (скажем так) состояние, легко переходящее в активизм, а тот в свою очередь трансформируется в стресс, а тот — в тоску и депрессию. И часто человек одинок и не умеет о себе позаботиться»[4].

Отсутствие частной жизни представляется одной из самых распространённых характеристик дискомфорта для священников. Во Франции 25 ноября 2020 года было представлено исследование (финансированное Французской епископской конференцией и Содружеством св. Мартина) здоровья 6400 епархиальных священников моложе 75 лет, работающих в 105 епархиях. Последнее исследование проводилось в восьмидесятых годах, однако сейчас речь идёт о первом опросе такого рода во Франции. Заслуживает внимания численность участников: откликнулись более 50% (3593), то есть священники восприняли исследование как показатель заинтересованности со стороны епископов[5].

Большинство священников (70%) служит в городах, остальные (30%) в сельской местности, что означает очень разную рабочую нагрузку. У 14% одна церковь или часовня; у 40% по меньшей мере пять; у 20% более 20; у 7,5%— вплоть до 40. Средняя продолжительность рабочего дня 9,4 часа, но 25% священников, чтобы послужить в разных местах, ежемесячно преодолевают расстояние в 1200 км; ещё 17% — от двух до пяти тысяч. Один из них говорит о себе: «Я пастырь, пахнущий не овцами, а бензином…» У многих не бывает выходных. Хотя положение не такое драматичное, как в Бразилии, во Франции семь священников лишили себя жизни за четырёхлетний период.

Но на первый план выходит изоляция. 54% священников одиноки, даже если есть помощники по дому или в церкви. 20% демонстрируют симптомы депрессии, тогда как среди живущих в священнической общине — 15%. У9% умеренная депрессия, у 3% от умеренно тяжёлой до тяжёлой; это 240 священников. В 2/3 случаев пресвитеры утверждают, что состоят в группах поддержки и получают духовное сопровождение. Большая помощь исходит от друзей и родственников, немного меньше — от иерархии.

На вопрос: как в целом себя чувствуете? — подавляющее большинство отвечает «хорошо» или «довольно хорошо» (93,3%), однако 40% отмечают низкую степень личной реализации и дискомфорт в общении с церковной иерархией, зачастую из-за проблем управленческого характера; у двух священников из пяти алкогольные проблемы, 8% — зависимые. Однако более всего заботит епископов то, что 2% священников тяжело страдают от выгорания: 7% ощущают «усталость в повышенной форме» и 76% в лёгкой; по-видимому, только 15% этим не затронуты.

А в Италии?

В Италии тоже проводились исследования о неблагополучии священников. В 2005 году в Падуе (одна из епархий с большим числом священников, 806 на момент опроса) были получены результаты, весьма сходные с французскими[6]. На основе опросов выявлены две большие противоположные группы (124 священника в каждой): у первой «всё в порядке», а вторая чувствует себя «выгоревшей», с высоким уровнем депрессии, нехваткой вовлечённости и низкой личной реализацией. Есть другие категории, меньше числом, чьё положение довольно сходно с «выгоревшими».

Совместное проживание с другими священниками, по-видимому, не влияет на ситуацию. И группа довольных священников, и большинство недовольных (58%) живут одни. Живёт совместно с другими священниками большая часть тех, у кого интенсивный пастырский ритм, воспринимаемый болезненно. Что касается возраста, в группе риска самые молодые (до 30 лет) и самые пожилые (старше 70 лет); у первых причиной может быть неопытность и неустойчивая эмоциональность; вторым трудно стареть, покидать должности и роли, формировавшие в какой-то мере их священническую идентичность.

Высшее образование и университетская жизнь, по-видимому, дают более сильную защиту от жизненных проблем, расширяют интересы и повышают любознательность. Личную реализованность ощущают прежде всего те, чьё служение связано с помощью и слушанием: больничные капелланы, исповедники и семинарские ассистенты.

Возможные причины

Авторы исследования стараются понять причины неблагополучия. Особое место занимает выгорание, хотя большинство опрошенных не пользуются этим термином и даже его не знают; скорее называют конкретные внешние причины (много обязанностей, сложность проблем, ощущение себя «священно-чиновниками», которые предоставляют стандартные услуги равнодушным потребителям)[7].

Другие жалуются на недостаток заботы о внутренней жизни, следствием чего становится эмоциональная пустота, принуждающая воспринимать целибат как бремя. Полученная формация — ещё одна причина выгорания: чрезмерное внимание уделяли помощи другим и самоотдаче, в ущерб заботе о себе и созданию общительной и дружеской атмосферы в семинарии, а впоследствии с собратьями-пресвитерами.

В своём недавнем исследовании Алессандро Кастеньяро, председатель Центра социально-религиозных наблюдений в Тривенето, приходит к тем же выводам:

1) Растёт ощущение непригодности к работе с современной проблематикой, из-за отсутствия подготовки, а главное — юридического и личного попечения (например, возможности консультироваться с супервизором). Неблагополучие связано не столько со временем, посвящённым служению, сколько с ростом бюрократизации: к числу фронтов работы прибавляется их сложность. Перед священником стоят задачи, к которым он не подготовлен; от него требуются административные и юридические компетенции, которыми он не обладает. В итоге он больше похож на плохого менеджера, чем на доброго пастыря. Один приходской настоятель так высказался о своём положении: «Отец семейства также должен заниматься бойлером, а у меня их семь!»

Этому неблагополучию предстоит расти, потому что часто священник управляет несколькими приходами, ни в одном из них не проживая, и к административным задачам прибавляется каноническая, гражданская и уголовная ответственность. Поэтому трудно поручать эти обязанности другим: «Делегировать функции без делегирования ответственности — не очень получается […]. Всё это влечёт за собой значительные последствия для литургии, и не только в тех случаях, когда священник вынужден устраивать нечто вроде евхаристического ралли в каждый праздник. Священники сами признают, что мало способны к общению, и страдают от этого»[8].

2) Выгорание — одно из основных следствий, которое для священника, если сравнивать с другими профессиями, имеет в качестве особенной характеристики «обезличивание», то есть склонность обращаться с людьми без эмоционального участия, бюрократически и механически: это тяжкое повреждение решительно подрывает его духовный облик, изначально ассоциированный (и все это признают) с его «человечностью».

3) Одиночество, особенно среди самых молодых, связано с ощущением обезличивания. Ведь речь идёт не столько о социальном или семейном одиночестве, сколько о «служебном, церковном». То есть скудны отношения с людьми, прежде всего с верными мирянами, и ситуацию усугубляет отсутствие опыта жизни в пресвитерском братстве: «Священнический круг — под тонким корпоративным налётом — вряд ли располагает к построению отношений, глубоких в человеческом плане. Итак, мы видим проблему, прямо связанную с человеческими отношениями в Церкви […]. Священнический круг — не команда, “я” господствует над “мы”. Не хватает функций пастырской супервизии, не хватает возможностей для работы пастырской “лаборатории”, где собратья могли бы обмениваться опытом. Поэтому каждый остаётся один на один со своими проблемами»[9].

Эта ситуация запускает опасный порочный круг: выгорание обостряет негативное восприятие себя священником и ослабляет привлекательность такого жизненного выбора для молодёжи; уменьшение числа призваний, в свою очередь, возлагает на священника всё более тяжкое бремя работы, угрожающее его раздавить. Первой его мыслью становится: как выжить во всём этом? Он решает, какие обязанности исполнять, а какими пренебречь, или постоянно живёт в аварийном режиме.

Сами выбрали одиночество?

Исследования показывают, что синдром почти никогда не приходит внезапно. Однако похоже, что большинство священников, хотя и нуждаясь в помощи, неохотно просят и принимают её, убеждая себя в том, что сами должны справиться со своей бедой.

В частности, опрашиваемые утверждают, что у них никогда не было подлинной братской дружбы с другими пресвитерами[10]; иные предпочитают одиночество обществу других священников[11], главным образом из страха осуждения[12]. Так одиночество становится способом защитить свою частную жизнь.

Возникает вопрос, не способствует ли этому установка, внушаемая при подготовке пресвитеров: дескать, их служение — это квест, проходимый в одиночку. Обычно считают, что епархиальный священник должен жить один: совместная жизнь осталась в семинарских годах. Поэтому их воспринимают как искусственный период, совсем не такой, как «настоящая» жизнь, ожидающая священника после рукоположения. Соответственно, другие семинаристы для него — временные попутчики, с которыми он расстанется, как только прибудет в пункт назначения.

Ректор семинарии Энрико Бранкоцци в своём исследовании обнаруживает эту тенденцию. Ей соответствует показательное и широко употребимое выражение «сделаться священником», словно кандидат сам себя выдвигает — а Церковь, конечно, выносит своё суждение. Но тут есть опасность, что он отделится от христианской общины и придёт в служении к тому одиночеству, которое лежит в основе неблагополучия, выявленного исследованиями[13].

Монсеньор Эрио Кастеллуччи, вице-президент Итальянской епископской конференции для северной Италии, презентуя исследование дона Энрико Бранкоцци, отмечает, что у священника могут быть и другие причины мыслить себя как индивида («я»), а не как церковное «мы». Важная причина состоит в том, что пресвитер в своих глазах — скорее священная особа, чем прощённый грешник, который (можно добавить) призван не по заслугам к великому дару и потому больше других нуждается в поддержке общины: «Хотя уже II Ватиканский собор — провозглашая священство в силу крещения — отложил в сторону такие именования для священника, как mediator Dei et hominum (посредник между Богом и людьми) и sacerdos alter Christus (другой Христос), они не исчезли в послесоборный период и продолжают бытовать, подкрепляя представление о пресвитере как священной особе»[14].

Всё это не позволяет выразить истину о будущем пресвитере как о человеке, его эмоциональную сторону, хрупкость, раны из прошлого, страхи перед служением и тем более — желание дружить со своими спутниками.

Структурная проблема?

Итак, остаётся открытым вопрос: не поощряет ли учебное заведение эту тенденцию каким-то образом, хотя и невольно? В этом случае неблагополучие священника следует рассматривать не просто как личную, но как структурную проблему, требующую структурных перемен[15].

О том же говорят и гуманитарные науки. Последствия травмы зависят большей частью от того, как человек её истолкует, от его ориентиров, а главное — в одиночку ли он это делает или рядом есть кто-то, кто способен помочь. Чувствовать себя частью общины — одна из основных форм защиты: «Культурные факторы, особенно преобладающая смысловая система, оказывают решающее влияние на восприятие страдания […]. Психологическая травма отличается от физической: человек не претерпевает пассивно воздействие внешней силы, но активно ищет решения». Гораздо вреднее для здоровья одинокая жизнь, сверхзащищённая, но без крепких и глубоких связей[16].

Это заметили многие компании, в том числе транснациональные. Они уже давно работают с неблагополучием своих сотрудников, которое ведёт к выгоранию, депрессии и самоубийству. Иными словами, они увидели тесную связь между качеством жизни, душевным миром и качеством работы[17].

Церковь тоже должна взяться за эту проблему, чего требует не только евангельская любовь, но и сам наш выбор, наше призвание жизнью проповедовать спасительную весть.

Что можно предложить

При всём уважении к тем, кто всецело доволен своим служением, следует обратить особое внимание на неблагополучных и не находящих выхода. Св. Павел напоминает: «Страдает ли один член — страдают с ним все члены» (1 Кор 12, 26). Братство не алгоритм для чрезвычайных ситуаций и не только забота в нужде, а повседневный наш ответ на призыв Господа.

Впрочем, говорить о структурных переменах — не значит исключать свободу и ответственность каждого. Документы Учительства справедливо подчёркивают, что первый, кто отвечает за формацию — сам кандидат. Тем более это касается пресвитера[18]. Да, необходимо обращать внимание на страдания ближнего, но факт остаётся фактом: речь идёт о взрослых людях, к тому же призванных нести ответственность за благо других.

Французская епископская конференция, изучив результаты опроса, предложила возможные меры воздействия, а главное — профилактики: противодействовать одиночеству священников, уделяя внимание качеству жилья; создать в каждой епархии центр, помогающий здраво нести служение (социально-оздоровительный центр для действующих священников), где также будут люди, компетентные в экономических, юридических и управленческих вопросах; назначить пастырских супервизоров и посредников, к которым священник сможет обратиться в трудной ситуации.

В заключительном коммюнике 69-я Генеральная ассамблея Итальянской епископской конференции от 2016 года, ведя речь о священническом братстве, тоже рекомендовала назначать «помощников отношениям и общению»[19]. Полезно было бы посмотреть, какой отклик встретило это предложение в епархиях.

Вот интересный пример структурного изменения: недавно монсеньор Дельпини перестроил общинную жизнь семинаристов в Миланской епархии. Теперь будущий священник больше времени проводит в приходе, вместе с другими семинаристами (от трёх до пяти) и семьями[20]. Цель — поощрять братство, сопоставление своего призвания с другими, домашнюю атмосферу, в частности — присутствие женщин в формации, что было рекомендовано ещё в Pastores dabo vobis и повторено в nuova ratio.

В самых трудных случаях планируется временное перемещение в более защищённую среду. Но всегда надо сохранять возможность контакта с ответственными лицами в епархии, не оставляя священника целиком на чужом попечении[21].

На уровне постоянной формации

Исследование семинарий, проведённое Лукой Брессаном, показывает, что семинарская жизнь стала не столько подготовкой к священству, сколько продолжительной проверкой: есть ли призвание, а нередко — во что верит кандидат? Таким образом, с проблемами и задачами служения придётся разбираться уже после рукоположения.

Поэтому столь важна постоянная формация[22]. В Италии возникли ассоциации, помогающие запускать чек-ап (check up) — проверку здоровья священников и собственных епархий. Одна из таких ассоциаций — Исследовательский центр «Миссия Эммаус». Она ставит своей целью «быть рядом, поддерживать ответственных лиц в епархии или монашеской общине, не подменяя их, но оказывая помощь и разворачивая совместную деятельность, в которой будут оптимально использованы имеющиеся ресурсы»[23]. С учётом основной епархиальной или межъепархиальной проблематики предлагается маршрут, состоящий из последовательных этапов.

Например, ежегодная встреча продолжительностью в несколько дней (двумя группами, чтобы не оставлять епархию без богослужений) в живописном месте, уютном доме может стать хорошим началом, и постепенно вернётся вкус к совместному времяпрепровождению, к более искреннему и братскому общению. В такой обстановке вспомнить недавние события и прокомментировать их с помощью компетентных людей, способных помочь также и в аспекте «заботы о личности» (cura personalis) — это уже возможность отработать проблему и спокойно возобновить свой путь жизни и служения. Там, где эти планы получили воплощение на практике, результаты вселяют надежду[24].

Ещё одно подспорье, рекомендуемое в Церкви на протяжении всей её истории — духовное сопровождение, переосмысление своей жизни и веры с помощью мудрого и надёжного человека. В кризисную минуту такой помощник особенно ценен: в этом случае высок риск отождествить себя и служение со своей проблемой, не замечая других аспектов, тогда как они есть и могут придать иную, более реалистичную окраску происходящим событиям. Не уносясь в заоблачную духовность, не следует и перегружать ситуацию смыслами, почерпнутыми из собственной личной истории.

В свете вышесказанного, проблему уязвимости (хрупкости) необходимо рассматривать на уровнях формации и постоянной формации, пользуясь достижениями гуманитарных наук, чью важность много раз подтверждало учительство Церкви, особенно начиная со II Ватиканского собора. Неслучайно первое искушение направлено именно на хрупкость, словно это проклятие, от которого надо избавиться, а не оптимальный канал для благодати Божией. Генри Нувен пояснил этот важный элемент библейского опыта, введя термин «раненый целитель», то есть тот, кто может исцелить, как распятый, посредством собственных ран, которых он не отрицает[25].

Хрупкость, если мы её приняли, позволяет строить подлинные отношения, под знаком милосердия и сострадания к уязвимости других. Не идеальные мечты о священном и совершенном, а именно хрупкость уподобляет нас Богу, любящему Отцу, пожелавшему в Иисусе разделить её с нами до конца. Именно она внушает доверие к священному служению.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1]     Франциск, Рождественские поздравления в Римской курии, 21 декабря 2019 г.

[2]     Исследования провёл Герд Гигеренцер: G. Gigerenzer, Perché l’intelligenza umana batte ancora gli algoritmi, Milano, Raffaello Cortina, 2023, 298–310. Ср. Sh. Turkle, Insieme ma soli. Perché ci aspettiamo sempre più dalla tecnologia e sempre meno dagli altri, Torino, Einaudi, 2019.

[3]     Ср. F. Vêneto, «Suicidio di sacerdoti in Brasile: cosa sta accadendo?», в Aleteia (https://tinyurl.com/2dcjdw7k), 23 февраля 2022 г.

[4]     Там же. Ср. «Religiosos estão entre os mais estressados», в Revista Veja, 4 июня 2008 г.

[5]     Ср. Conseil Permanent de la Conférence des Evêques de France, Étude sur la santé des prêtres (https://tinyurl.com/3b2a59ju).

[6]     Ср. P. Barzon — M. Caltabiano — G. Ronzoni, «Il burnout tra i preti di una diocesi italiana», в Orientamenti pedagogici 53 (2006) 313–335; G. Ronzoni (ed.), Ardere, non bruciarsi. Studio sul «burnout» tra il clero diocesano, Padova, Emp, 2008; G. Mucci, «Il “burnout” tra i preti», в Civ. Catt. 2007 III 473-479.

[7]     Кристина Маслач и Майкл Лейтер в своём исследовании выявили шесть аспектов, могущих привести к выгоранию: 1) чрезмерная загруженность работой; 2) отсутствие самоконтроля; 3) недостаточное вознаграждение; 4) ослабление чувства принадлежности к общине; 5) ощущение, что со мной поступают несправедливо; 6) контраст между собственными ценностями и ценностями организации. Ср. C. Maslach —M. P. Leiter, The Truth About Burnout, San Francisco, CA, Jossey-Bass, 1997; их же, Preventing burnout and building engagement: A complete program for organizational renewal, там же, 2000; их же, Banishing burnout: six strategies for improving your relationship with work, там же, 2005. По-видимому, для опрошенных самые важные причины — четвёртая, первая и шестая.

[8]     A. Castegnaro, «Fare il prete: disagio e trasformazione», в Il Regno — Attualità, n. 12, 2010, 416.

[9]     Там же, 417. Ср. его же (ed.), Preti del nordest. Condizioni di vita e problemi di pastorale, Venezia, Marcianum, 2006, 33-49.

[10]    Ср. N. Dal Molin, «Editoriale», в Presbyteri, № 10, 2020, 723–729. Выпуск посвящён братству и дружбе в жизни священника.

[11]    «Помню, как меня удивили тревожные результаты исследования, проведённого несколько лет назад Итальянской федерацией помощи священникам, об одиночестве священника — это частая тема горьких жалоб, в том числе со стороны самих священников. Удивил не столько масштаб явления, более или менее предсказуемый, сколько тот многократно засвидетельствованный факт, что одиночество большей частью добровольное и его предпочитают обществу других пресвитеров» (A. Cencini, «La solitudine del prete oggi: verso l’isolamento o verso la comunione?», в AA.VV., Il prete e la solitudine: ne vogliamo uscire?, Atti del convegno Fias, Rocca di Papa, giugno 1989, 62).

[12]    «Всегда меня поражало, что священники занимают резко критичную позицию по отношению к собственным собратьям. Поэтому так широко распространён страх осуждения. Если ты говоришь, о тебе будут судить. То, что ты делаешь, видят другие. Вносить изменения в собственную жизнь, например, чтобы улучшить самочувствие, трудно именно из-за этого страха» (A. Castegnaro, «Fare il prete: disagio e trasformazione», цит., 417).

[13]    «Поступая в семинарию, молодой человек покидает приход, ораторий, группу, круг волонтёров — всё, что породило в нём веру и воспитало к служению […]. Теперь кандидат поручен заботам “технических специалистов”, которые будут оценивать его пригодность в полном отрыве от церковного окружения, из которого этот молодой священник происходит и куда вернётся» (E. Brancozzi, Rifare i preti. Come ripensare i Seminari, Bologna, EDB, 2021, 122).

[14]    R. Cetera, «A colloquio con l’arcivescovo Erio Castellucci sul tema della formazione presbiterale. Rifare i preti?», в L’Osservatore Romano, 5 октября 2021 г. Эту же точку зрения занимает психолог Уильям Перейра, автор книги Sofrimento Psíquico dos Presbíteros («Психическое страдание пресвитеров»). Согласно Перейре, «уровень требований со стороны Церкви очень высок. Ожидают, что священник будет по меньшей мере образцом добродетели и святости. Оступился, хотя бы слегка — жди критики и осуждения. Из-за страха, вины или стыда многие скорее себя убьют, чем попросят помощи» (https://it.aleteia.org/2017/05/31/depressione-suicidio-colpiscono-sacerdoti).

[15]    Ср. E. Parolari — A. Manenti, «Disagio dei preti e coscienza ecclesiale: è ora di voltare pagina», в Tredimensioni 13 (2016) 54–66; E. Brancozzi, Rifare i preti…, цит., 108–120.

[16]    Ср. F. Furedi, Il nuovo conformismo. Troppa psicologia nella vita quotidiana, Milano, Feltrinelli, 2005, 158. Анна Оливерио Феррарис отмечает: «Одинокие более уязвимы […]. Гиперопека в целом мало способствует устойчивости, потому что не позволяет соразмерять себя с трудностями и болью и самостоятельно находить решения» (A. Oliverio Ferraris, «Resilienti. La forza è con loro», в Psicologia contemporanea, №180, ноябрь-декабрь 2003, 6). Ср. G. Cucci, «Il capitale sociale. Una risorsa indispensabile per la qualità della vita», в Civ. Catt. 2019 I 417-430.

[17]    Ср. E. Finger — R. Jungbluth — S. Rückert, «Culto aziendale», в Internazionale, 23 мая 2014, 52–56.

[18]    «Каждый семинарист […] — активный участник собственной формации. Он призван постоянно расти в человеческом, духовном, интеллектуальном и пастырском смысле, учитывая свою личную и семейную историю» (Конгрегация по делам духовенства, Дар пресвитерского призвания. Ratio Fundamentalis Institutionis Sacerdotalis, 8 декабря 2016, №№ 53 и 130); «Первый и главный, кто отвечает за собственную постоянную формацию — сам пресвитер» (там же, № 82; ср. Иоанн Павел II, s., Послесинодальное апостольское обращение Pastores dabo vobis, 25 марта 1992, № 79).

[19]    Ср. Итальянская епископская конференция, 69-я Генеральная ассамблея (Рим, 16–19  мая 2016 г.). Заключительное коммюнике (https://tinyurl.com/493hpppk).

[20]    Ср. Riconfigurazione-della-vita-comunitaria-del-Seminario.pdf

[21]    Вот, например, несколько общин, где можно получить помощь: Apostolato Accademico Salvatoriano: [email protected]; Comunità Agape — Servizio Intercongregazionale: [email protected]; Fraternità San Francesco — Frati Minori: [email protected]; Congregazione di Gesù Sacerdote — Padri Venturini: [email protected]

[22]    Ср. L. Bressan, «Seminaristi del nuovo millennio, preti per il nuovo millennio», в Credere oggi, № 168, ноябрь-декабрь 2008; A. Cencini, La formazione permanente nella vita quotidiana, Bologna, EDB, 2017; D. Donei, «Il prete “esposto”. Riflessioni sulla formazione permanente del clero», в Tredimensioni 15 (2018) 76-86.

[23]    «Метод Эммауса — содействовать изменению парадигмы, а не только программы: обновлять, исходя из опыта распознавания, который рождается внутри экспериментирования и практики, становится церковным опытом общения и претворяется в плодотворный миссионерский подъём. Только это позволяет запускать глубокие и творческие процессы перемен, не ограничиваясь функциональными, адаптивными, краткосрочными мерами. Только это позволяет составить новые карты и новую экипировку, чтобы направлять и осуществлять пастырскую деятельность сегодня. Предлагается: 1) сопровождение в перестройке курии и пастырских центров, помощь в оформлении епархиальных отделов; 2) консультации епископам, викариям и ответственным лицам, желающим переосмыслить епархиальные пастырские горизонты или направления деятельности; 3) формация духовенства и семинаристов; 4) формация форматоров» (https://www.missioneemmaus.com).

[24]    «Невероятно, как разговор о том, что в нашей жизни главное (а значит, о вере и Боге), то есть narratio fidei (повествование о вере) повышает уровень и качество пресвитерского братства; рассказывая свои маленькие истории, мы, верующие, находим братьев, и каждый ценит путь, пройденный другими. Именно об этом свидетельствуют группы священников, систематически проводящие такую работу» (A. Cencini, La verità della vita. La formazione continua della mente credente, Bologna, EDB, 2008, 487 s). Ср. S. Guarinelli, «Racconto, relazione, rappresentazione», в Teologia 3 (2003) 335–368; D. Pavone, «Il “noi presbiterale” a servizio della Chiesa. Dinamiche di comunione e collaborazione tra preti», в La Rivista del Clero italiano 98 (2017) 696-716.

[25]    Ср. H. Nouwen, Il guaritore ferito. Il ministero nella società contemporanea, Brescia, Queriniana, 2010.