Джозеф Ю Го Цзян SJ

Введение

Джузеппе Кастильоне (китайское имя: 郎世寧 Лан Шинин), рожденный в 1688 году в знатной семье в Милане, стал одним из самых значимых художников в эпоху династии Цин. Поскольку он с детства выказывал особую склонность к живописи, ему было предоставлено качественное художественное образование под руководством Карло Корнары. Однако на стиль Кастильоне больше повлиял собрат-иезуит Андреа Поццо, барочный мастер, чьи новаторские техники по созданию оптических иллюзий при росписи потолков и в архитектуре нашли отклик в творчестве нашего героя[1].

16 января 1707 года Кастильоне поступил послушником к иезуитам в Генуе в качестве брата-мирянина. Так началась миссия целой жизни — переплетение искусства и веры. После двух лет интенсивного обучения в новициате, духовного и интеллектуального, Кастильоне получил приглашение в Коимбру, что в Португалии, для дальнейшей подготовки к миссионерской работе. В этот период он не только углубил знания в области богословия и культуры, но и отточил художественные способности, что подготовило его к уникальной роли моста между Востоком и Западом.

Путешествие в Китай началось в 1714 году и увенчалось прибытием в Макао 20 августа 1715 года. Здесь Кастильоне погрузился в изучение китайского языка и культуры, а в декабре того же года был призван ко двору императора Канси. Исключительный художественный талант европейского гостя быстро получил высокую оценку; Кастильоне был назначен официальным художником при дворе династии Цин и занимал эту должность при трех императорах: Канси, Юнчжэне и Цяньлуне.

Своеобразные художественные техники Кастильоне, а также предпринятое им слияние западного реализма с традиционной китайской эстетикой стали предметом многих академических исследований. В этой статье изберем иной подход: не будем анализировать его работы с чисто технической точки зрения, но рассмотрим, как в них отражены ключевые элементы конфуцианской мысли. Внимательное исследование нескольких произведений проведет нас теми путями, какими Кастильоне взаимодействовал с конфуцианскими идеалами, тонко вписывая их философские принципы в свои изобразительные повествования и художественные образы.

Проектировщик дворцов в западном стиле

Среди многочисленных достижений Кастильоне при дворе Цин одним из самых почетных стало назначение его в 1747 году, в двенадцатый год правления императора Цяньлуна, главным проектировщиков дворцов в западном стиле (Сиян Лоу); речь идет о комплексе Юаньминъюань в Пекине, также известном под названием Старинный летний дворец. К тому времени Кастильоне уже провел в Китае более 30 лет и хорошо понимал китайскую имперскую эстетику, художественные предпочтения императора Цяньлуна и хитроумные принципы, лежащие в основе традиционного китайского ландшафтного дизайна. Черпая из этой глубокой сокровищницы знаний, он запустил амбициозный проект, которому предстояло изменить художественную панораму при дворе Цин.

Смело включая в архитектурный проект элементы итальянского стиля барокко конца XVI и XVII веков, Кастильоне предъявил элементы дизайна, вдохновленные гуманизмом, национальным и религиозным духом, характерные для европейской эстетики. Присущие авторскому подходу грандиозность, симметрия и тщательность при работе с деталями отвечали утонченным вкусам императора Цяньлуна. Творческий вклад европейца наиболее ярко отражен в ряде ключевых структур, среди них:

— Юаньин Гуань: большой банкетный зал для императорских собраний; особо отметим сильное влияние европейского барокко и роскошную пространственную композицию.

— Хайяньтан: местоположение знаменитого Большого акведука; сложная система фонтанов, плод изощренной европейской гидроинженерии, восхитила двор Цин и продемонстрировала компетентность западных мастеров.

— Дашуйфа: великолепный центральный фонтан, украшенный мраморными скульптурами тонкой работы, в том числе знаменитые статуи 12 знаков китайского Зодиака. Эти скульптуры — не только китайский календарь, не только отдельные персонажи со своими свойствами, но и мощные символы космического порядка и императорской легитимности. Визуально подтверждая авторитет династии Цин, они олицетворяли гармонию, священный характер и величие имперских садов.

В этих проектах Кастильоне сумел искусно совместить европейские художественные принципы с традиционной китайской архитектурой и ландшафтной эстетикой, создав своеобразный сплав Востока и Запада. В то же время перед нами нечто гораздо большее, чем эстетические новшества, — интеллектуальный и культурный диалог, позволяющий прийти к выводу, что двор Цин открыт иностранным художественным влияниям и при этом сохраняет философскую и культурную сущность китайской традиции. Кроме того, погружение в конфуцианскую мысль придало тонкую огранку творческому наследию европейского иезуита и позволило его работам найти живой отклик и у заказчиков, и у самых широких интеллектуальных кругов того времени.

Художественные произведения

Традиционная китайская конфуцианская философия высоко ценит гармонию и идеал единого мирного мира, где небо, земля и человечество сосуществуют в равновесии. Согласно конфуцианскому представлению о Датун («великом единстве»), как оно описано в Книге ритуалов (Ли цзи) — «Когда преобладает Великий Путь, все, что под небом, принадлежит народу»[2], — важную роль играют самовоспитание, социальная гармония и стиль правления, ориентированный на справедливость и благополучие народа. Эти принципы, глубоко укорененные в китайской культуре, обрели самобытное художественное выражение в работах Кастильоне.

«Сто скакунов» (百骏图): слияние художественных традиций

В 1728 году император Юнчжэн поручил Кастильоне написать Сто скакунов[3]. К тому времени художник уже провел 13 лет в Китае, глубоко погрузился в конфуцианскую мысль и китайские художественные традиции. Эти философские принципы повлияли на его стиль изнутри, и результатом стал инновационный и гармоничный сплав западного реализма и китайской эстетики.

Центральную роль в композиции играют старые сосны, в китайской культуре они символизируют устойчивость, целостность и долголетие. Под деревьями, в сельской спокойной обстановке, отдыхают три пастуха. Крупный белый конь стоит поблизости и много скакунов пасутся, резвятся и вертятся среди зелени в реалистичных позах. Пристальное внимание к деталям и движению сообщает сцене живость, помогая наблюдателю постичь взаимосвязь всех элементов внутри картины.

В китайской традиции конь символизирует добродетель и воплощает дух цзюньцзы («рыцаря»). Галопирующие скакуны — метафора национального процветания и благосостояния народа. В центр картины Кастильоне поместил спокойное озеро; его поверхность, подобная зеркалу, отражает стебли тростника, ивы и траву, создавая атмосферу безмятежной гармонии. Полное согласие воды, гор и растительности передано при помощи тонкого баланса между западной перспективой и китайской техникой штриховки (цунь): конфуцианский идеал внутреннего мира поэтически изображен через природу. Композицию завершает одинокий всадник, чье присутствие ненавязчиво проводит взгляд наблюдателя через сцену, погружая в тему еще глубже.

Западные техники светотени и трехмерности помогли искусному художнику изобразить лошадей с удивительным реализмом; традиционными китайскими мазками написана пересеченная местность, деревья и листва. В композиции плавно переплетены многие сцены: пастухи отдыхают, кони бродят по рощам, купаются в реке, переходят через ручьи, — и каждая сцена раскрывает благородную сущность скакунов и погружает наблюдателя в созерцание безмятежной гармонии между человеком и природой.

Особенно выразительный элемент картины — три очень худых коня среди здорового и бодрого табуна. Тощие жалкие фигурки составляют трогательный контраст с жизненной силой своих товарищей, и вспоминаются горькие строки из Осенних мыслей поэта Ма Чжиюаня (династия Юань): «Старая дорога, западный ветер, худой конь, / Заходящее солнце спускается за горизонт, / Путник с разбитым сердцем затерян в огромном мире»[4].

Хотя ни один исторический документ не позволяет предположить, что Кастильоне в этих худых конях зашифровал самого себя, нельзя не задаться вопросом: ощущал ли художник, подобно одинокому скакуну, груз нереализованных стремлений? Он бороздил моря, неся Евангелие в Китай, а теперь остается в пределах императорского двора; его художественные таланты высоко оценены, но главная миссия так и не выполнена. Здесь уместна деликатная параллель с конфуцианским самоощущением непризнанного ученого, угнетенного неудовлетворенными амбициями.

Несмотря на замысловатую композицию, картина Сто скакунов сохраняет изящное равновесие. Продуманное размещение человеческих фигур, лошадей, ландшафтных и растительных элементов создает ровный ритм — указание на конфуцианский идеал гармонии между всеми предметами. Присутствие пастухов от края до края картины подспудно усиливает антропоцентричную концепцию и в то же время чествует симбиотическую связь между человеком, природой и космосом.

«Восемь коней» (八骏图): философская и художественная преемственность

Еще одна примечательная работа Кастильоне, Восемь коней[5], подобным образом воплощает основной принцип конфуцианской мысли — гармоничное сосуществование человечества и природы. Здесь Кастильоне мастерски применяет западные техники, такие как перспектива и светотень, когда пишет не только коней, но и пастухов, и окружающий пейзаж. Сплав восточных и западных художественных традиций дает динамичное и реалистичное изображение, в то же время транслируя более глубокое философское понятие, уже выраженное в Ста скакунах: идеал гармонии между людьми, природой и всеми живыми существами. Пасторальное спокойствие приглашает к созерцанию конфуцианского представления об уравновешенном и мирном мире.

Конь, наряду с пейзажем, — один из самых частых и символичных сюжетов у Кастильоне. Как мы уже отметили, в традиционной конфуцианской культуре конь означает добродетель и нравственную целостность, воплощая силу, верность и возвышенную душу. В Китайской империи конь — эмблема уважения, с каким монарх относится к таланту и добродетели. Итак, великолепные лошади в картинах Кастильоне несут в себе глубокий символический смысл: обозначают намерение императора собирать и поддерживать способных и доблестных людей, готовых служить государству и обеспечивать ему процветание.

В работах Кастильоне конь также указывает на традиционное китайское понятие «Дух Коня-Дракона», символ высоких качеств, силы и храбрости. Эти кони, выступая за рамки своей физической формы, воплощают интеллектуальный и нравственный потенциал империи. В художественном мире Кастильоне они становятся метафорой подданных, наиболее уважаемых императором: одаренных и доблестных людей, которые под мудрым и проницательным руководством способствуют процветанию общества.

В этом творческом подходе отражена глубокая сопричастность художника философским и культурным китайским идеалам, и она сообщает его работам символический смысл, превозносящий добродетель честности, мудрость и талант. Его работы не только прославляют роль императора, уделяющего признание и награду выдающимся деятелям, но и связывают самого художника с идеалами верности и служения династии Цин. Итак, картина Восемь коней не просто изображение, она выражает глубокие культурные ценности и славит добродетельное правление.

В работах Сто скакунов и Восемь коней Кастильоне мастерски соединяет два художественных и философских мира. Эти картины — помимо того что демонстрируют блестящую технику — глубоко созвучны китайским культурным и конфуцианским идеалам. Работы, благообразные эстетически и богатые смыслом, сплав западных художественных техник с китайскими темами и символами, свидетельствуют о потенциале межкультурного синтеза. Увековечивая благородство лошади, Кастильоне не просто живописует великолепную наружность, но побуждает к размышлению о добродетели, гармонии и вневременном поиске идеального мира.

«Приношение: сосна, ястреб и блестящая ганодерма» (嵩献英芝图) и «Объединенное процветание» (瑞谷图)

Среди многих работ, отражающих конфуцианскую мысль, Приношение: сосна, ястреб и блестящая ганодерма[6] стоит особняком как шедевр с глубоким символическим смыслом. Здесь удивительным образом соединены природные элементы и богатые метафоры. Изображены величественная сосна, белый ястреб — он в центре композиции, — бегущий ручей, брызги воды, зубчатые скалы и блестящая ганодерма. Искусное применение ярких красок и изобилие деталей наделяют жизнью каждый элемент, но перед нами не просто пейзаж. Эта картина — замысловатое визуальное отображение конфуцианских идеалов, в ней затронуты такие темы, как добродетель, долголетие и легитимность императорского правления.

Заказанная в 1724 году, в октябре второго года царствования Юнчжэна, ко дню рождения императора, картина представляет собой и художественное высказывание, и политическое заявление. Каждый мотив тщательно подобран, чтобы усилить доброе пожелание: сосна — дерево, испокон веков ассоциируемое с выносливостью и твердостью, — символизирует несокрушимую силу императора; белый ястреб, олицетворяющий зоркость, ловкость и военное искусство, отображает мудрость и авторитет монарха; блестящая ганодерма, редкий и очень ценный целебный гриб, символизирует мир, здоровье и процветание; массивная скала, непоколебимая перед напором стихий, означает стабильность и стойкость, указывая на долговременную силу императорского правления.

Название картины также содержит в себе более глубокий смысловой уровень. Фонетическое сходство между китайскими словами «сосна», «ястреб» и «блестящая ганодерма» порождает лингвистическую игру — легкую, но выразительную, и она подчеркивает смысловые оттенки доброго пожелания. Тщательный подбор слов не только раскрывает темы долголетия и благополучия, но и отражает глубокое постижение художником конфуцианских ценностей и его способность совмещать западные художественные техники с китайским традиционным символизмом. В итоге картина Приношение: сосна, ястреб и блестящая ганодерма превосходит уровень внешней красоты и становится изысканным выражением культурных идеалов, воплощая надежду на успешное и долгое царствование.

Объединённое процветание[7] — еще один пример придворной живописи на темы изобилия, процветания и конфуцианского почтения к сельскому хозяйству. Картина, заказанная императором Юнчжэном под впечатлением от исключительного урожая в 1723 году, — это и ликование от аграрного успеха в империи, и очередное заявление о добродетельном правлении императора. Когда картина была выставлена в 1727 году, император Юнчжэн выпустил указ, в котором подчеркнул основную роль народного благосостояния в правлении: «Теперь Небо особым образом даровало нам обильные урожаи, питающие весь народ… Уважение народа — вот фундамент для правления»[8].

В конфуцианском аграрном обществе, где сельское хозяйство было основой социальной и экономической стабильности, признание императором этого принципа имело решающее значение. Процветание государства и благополучие народа тесно связаны с плодородием земли и удачным урожаем. Император как таковой — не только политический лидер, но и хранитель аграрного изобилия, обязанный гарантировать гармонию между небом, землей и человечеством.

Объединенное процветание визуально воплощает эту идеологию, служит и художественным высказыванием, и символическим подтверждением миссии императора править мудро и справедливо. Изображены пять колосьев риса, у каждого свой смысл, но все взаимосвязаны: национальное процветание, мир в обществе, семейная гармония, экономическая жизнеспособность и социальный прогресс. Эти элементы отражают конфуцианский идеал упорядоченного государства, где стабильность в одном секторе укрепляет благополучие в остальных. Помимо эстетической и символической ценности, картина представляет собой историческое свидетельство об обильном урожае, укрепляя представление о том, что император, способный править добродетельно и благожелательно, получает в награду богатый урожай. Здесь подчеркнуто, что небесные полномочия даются правителям, поддерживающим равновесие и правду, и в результате процветание распространяется на всю империю. Картина Объединенное процветание не только сберегает память о моменте аграрного успеха, но и подтверждает, что императорское правление легитимно и одобрено свыше.

В этих работах Кастильоне уже выходит из роли придворного художника и становится толкователем культурных ценностей, идеально сплетая западную художественность с конфуцианской философией. Благодаря его способности сопрягать эти традиции рождаются картины, не только превосходные визуально, но и глубокие в интеллектуальном и нравственном плане. У автора таких картин — роль культурного посредника, чье искусство продолжает пленять и вдохновлять.

«Ваза с растениями — добрый знак» (聚瑞图)

В сентябре первого года правления Юнчжэна (1723) Кастильоне написал Вазу с растениями — добрый знак[9], в память о восшествии на трон императора Юнчжэна и в честь первых успехов его правления. В правом верхнем углу картины художник поместил такие слова: «В первый год царствования Императора являлись неоднократно добрые предзнаменования. Ряды стройных пшеничных колосьев изобилуют в полях; лотос с двойными цветками цветет в императорском пруду. Смиренный служитель Лан Шинин почтительно наблюдал и изобразил эти добрые знаки в цветочной композиции в память об их важности. Написал картину с почтением ваш смиренный западный подданный Лан Шинин в пятнадцатый день девятого месяца первого года царствования Юнчжэна»[10].

Кастильоне использует два красноречивых природных символа — стройный пшеничный колос и лотос с цветками-близнецами, чтобы раскрыть темы национального процветания, стабильности и благожелательного правления. Стройный пшеничный колос, изображенный в виде одного стебля с двумя колосьями, символизирует цветущее изобилие и успешное многоотраслевое развитие империи. Образ не только обозначает государство, процветающее при добродетельном правлении императора, но и воплощает благословения процветания и благополучия для народа, консолидируя роль императора — справедливого и способного руководителя.

Лотос с цветками-близнецами углубляет символику картины еще на один уровень. В китайской культуре лотос означает чистоту, устойчивость и удачу, а два цветка на одном стебле символизируют двойные благословения и гармоничное процветание. Стручок лотоса, полный семян, символизирует многочисленное потомство, раскрывая тему династической преемственности и стабильности в империи. Кроме того, листья лотоса, оставаясь незапятнанными даже в грязной воде, тонко указывают на нравственную доброкачественность императора и на его намерение править справедливо.

Материальное изобилие и социальная гармония — не единственные темы картины: у нее есть и глубокий идеологический смысл. Композиция, в которой растения — добрые знаки — аккуратно размещены в вазе, символизирует стабильность и национальную гармонию. Тщательная проработка образов согласуется с конфуцианским принципом, гласящим, что добродетельное правление — это фундамент процветающей и мирной империи.

В ходе истории китайские императоры считали небесные полномочия главным источником своей легитимности: божественная милость достается правителям, если те сохраняют нравственную доброкачественность и благожелательность. Поэтому благоприятные знаки, подобные тем, что изобразил Кастильоне, считались ощутимыми доказательствами доблести императора и стабильности его правления. Прямо заявляя, что лично видел эти знаки, Кастильоне повышает достоверность образов на своей картине и усиливает их смысл.

Кроме того, есть вероятность, что художник вложил в свою работу тонкий дипломатический намек: он надеется, что император Юнчжэн будет принимать христианских миссионеров с той же терпимостью, что и его предшественник, император Канси. Создавая картину, созвучную культурным и философским китайским идеалам, Кастильоне старается заручиться императорским расположением, применяя ту же дипломатическую стратегию, что и миссионеры-иезуиты при дворе Цин. Его умение вписывать конфуцианские ценности и имперский символизм в свое искусство указывает не только на художественное мастерство, но и на глубокое понимание политической и культурной обстановки при династии Цин.

В конечном итоге, Ваза с растениями — гораздо больше, чем просто натюрморт: это изощренное свидетельство о сближении искусства, политики и конфуцианских идеалов. В картине отражены как величие правления Юнчжэна, так и устойчивая власть культурного символизма в китайской империи.

Заключение

Один из фундаментальных духовных принципов св. Игнатия Лойолы, основавшего Общество Иисуса, — призыв «найти Бога во всем», распознать Божественное присутствие во всех аспектах жизни. Этот принцип не только абстрактная богословская концепция, но и жизненный опыт, способ взаимодействия с миром, наполняющий повседневную жизнь целеустремленностью и чувством священного. Будучи иезуитом, Кастильоне принес эту духовность в Китай, где посвятил более пятидесяти лет службе при дворе Цин. Не имея возможности благовествовать напрямую, как изначально планировал, он нашел для своей миссии альтернативный путь за пределами слов и учения. Пользуясь языком искусства, он создал мост между культурами и воплотил дух инкультурации, издавна присущий служению иезуитов в мире.

Безупречно сплавляя западные художественные техники — перспективу, анатомию и светотень — с эстетическими и философскими традициями китайской живописи тушью, Кастильоне стал первопроходцем уникального инновационного стиля придворной живописи. Его работы не просто визуальная фиксация событий или декоративные изображения для императорской семьи; в них многослойный культурный символизм, конфуцианские идеалы и глубокое уважение к художественной и духовной истине. В легких мазках на его картинах — согласие двух великих цивилизаций, каждая со своим восприятием красоты, порядка и отношений между человеком и космосом.

Работы Кастильоне свидетельствуют о чем-то большем, чем художественное мастерство: в них отражен глубокий духовный поиск гармонии между небом и землей, традицией и инновацией, видимым и трансцендентным. Звучат темы императорской власти, природного изобилия и взаимосвязи всех вещей, воплощено конфуцианское представление о порядке и в то же время четко просматривается иезуитская готовность распознавать божественное в материальном мире. Под его кистью переплетаются вера и культура, порождая художественное достояние, продолжающее вдохновлять и сегодня.

Его наследие не только обогатило китайские живописные традиции, повлияв на целые поколения придворных художников, но и оставило неизгладимый след в масштабной истории художественного и интеллектуального обмена между Востоком и Западом. Творчество Кастильоне — редкий исторический момент, когда искусство выходит из своей ниши и становится формой культурного диалога, орудием понимания и мостом между цивилизациями. Кастильоне не только художник на службе у императора, но человек веры, чье призвание выражается в самом акте творения.

16 июня 1766 года, после смерти художника, император Цяньлун выпустил указ, в котором выразил глубокое восхищение усопшим и почтил его память, отметив исключительные художественные достижения, нерушимую верность, образцовый характер и честность. Кроме того, император подчеркнул, что династия Цин приветствует и ценит западные художественные техники: «Со времени правления Канси ты, Лан Шинин, прилежно работал в императорском дворце, и тебе уже были пожалованы пуговица и пояс мандарина третьего класса. Сегодня ты умер от болезни. В память о твоей многолетней службе во дворце и поскольку ты был почти восьмидесятилетним предоставляем тебе настоящим указом, следуя прецеденту Дай Цзиньсяня [Игнатий Кёглер], титул вице-министра и 300 таэлей серебра из императорской казны на твои похороны в знак приязни и благоволения. Таково наше распоряжение»[11].

По сей день, когда прошли века с его кончины, художественное наследие Кастильоне продолжает жить. Его картины остаются ценным достоянием, вызывают интерес у историков и восхищение у художников и напоминают, что великая красота рождается, когда культуры встречаются во взаимоуважении и творческой синергии. Его жизнь и труды свидетельствуют о том, что искусство имеет силу преодолевать время и пространство, призывая будущие поколения воспринимать Божественное присутствие во всем и использовать бесконечные возможности культурного обмена.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Ср. Leqi Li, Research on Panoramic Paintings and the Legacy of Giuseppe Castiglione, www.dpm.org.cn/Uploads/File/2018/06/15/u5b237189e7e11.pdf

[2] Liyun Datong, www.confucianacademy.com/load.php?link_id=27616

[3] Произведение хранится в Музее Национального дворца на Тайване, в Тайбэе.
Ср. https://theme.npm.edu.tw/selection/Article.aspx?sNo=04000989

[4] Zhiyuan Ma, Pensieri autunnali, www.gushiwen.cn/shiwenv_9dcf133d25cc.aspx

[5] Произведение хранится в Музее Национального дворца на Тайване, в Тайбэе.
Ср. www.dpm.org.cn/collection/paint/230375.html

[6] Произведение хранится в Музее Национального дворца в Пекине.
Ср. www.dpm.org.cn/collection/paint/234550.html

[7] Произведение хранится в Первых исторических архивах Китая.
Ср. https://fhac.com.cn/consult.html

[8] https://m.shidianguji.com/mid-page/7426481359461466149

[9] Произведение хранится в Музее Национального дворца на Тайване.
Ср. https://digitalarchive.npm.gov.tw/Collection/Detail/3581?dep=P

[10] 皇上御极元年, 符瑞叠呈, 分歧合颖之谷实于原野, 同心并蒂之莲开于禁池.臣郎世宁拜观之下, 谨汇写瓶花, 以记祥应。雍正元年九月十五日, 海西臣郎世宁恭画.

[11] Английский перевод этого текста здесь: E. J. Malatesta — Gao Zhiyu (edd.), Departed, yet present. Zhalan the oldest Christian cemetery in Beijing, San Francisco — Macau, University of San Francisco — Instituto Cultural de Macau, 1995, 217. Оригинальный китайский текст высечен на надгробии художника во дворе Административного института в Пекине. Ср. www.bac.gov.cn/content/index.aspx?nodeid=303&page=ContentPage&contentid=8865/ ÆÄÖøÇÚÉ÷,ÔøÉ͸øÈ©Æ·¶¥´÷¡£½ñ»¼²¡äÛÊÅ̵ÆäÐÐ×ßÄê¾Ã, ³Ý½ü°ËÑ®, ×ÅÕÕ´÷½øÏÍÀ©¼Ó¶÷, ¸øÓèÊÌÀÉÏÎ, ²¢ÉÍÄÚÎñ¸®ÒøÈ©°ÙÁ½, ÁÏÀíÉ¥ÊÂ, ÒÔʾÓÅÐô, ÇÕ´Ë.