Диего Маттеи SJ
Может ли литература питать и поддерживать христианскую жизнь? Этот вопрос — осевой для размышлений, проходящих через послание Папы Франциска о роли литературы в формации от 4 августа текущего года. Читая послание, мы обнаруживаем, что ответ важен не только для священников и прочих пастырских работников, к которым непосредственно обращены многие фрагменты, но и для всех христиан. В этой небольшой статье кратко изложим содержание послания, подчеркнув те места, которые показались нам наиболее значимыми.
***
Может ли литература питать и поддерживать христианскую жизнь? Этот вопрос — осевой для размышлений, пронизывающих Послание о роли литературы в формации (РЛФ)[1], опубликованное Папой Франциском 4 августа текущего года. Читая послание, мы обнаруживаем, что ответ важен не только для священников и прочих пастырских работников, к которым многие фрагменты обращены непосредственно, но и для всех христиан. В этой небольшой статье изложим краткое содержание послания, подчеркнув те места, которые показались нам наиболее значимыми.
Нужно выбрать отправную точку, девиз, одну из важных мыслей в этом небольшом, но очень насыщенном тексте. Пожалуй, начнем с такого утверждения: литература — это внутреннее, личное путешествие, плодотворное в той мере, в какой оно свободно и чуждо каким-либо формам принуждения, и оно «открывает новые внутренние пространства» (РЛФ 2). Литература — место отдыха и утешения, она «отдаляет нас от иных вариантов времяпрепровождения, неполезных» (там же), и сопровождает не только в уединении, но и в горести: усталость, гнев, разочарование — через это бурное море эмоций поможет перебраться хорошая книга.
Чтение — активное действие
В отличие от мысли, которую может питать какой-либо предрассудок, напоминает Понтифик, чтение отнюдь не пассивно. Читатель и текст встречаются и вступают в диалог, обогащают друг друга: каждый передает другому то, что у него есть. Чтение — «образ» того, что св. Игнатий Лойола понимает под любовью, то есть взаимообмен тем, что мы собой представляем и чем обладаем. Ведь страница из романа или стихотворение — не законченное целое, которое существует само по себе, и уже ничем его не улучшишь; нет, оно «взывает» к сотрудничеству и доступно для добавлений. Читатель «восполняет» книгу своим воображением, своими способностями и желаниями. В то же время идет движение и в обратном направлении: личная история читателя, отдельная и особенная у каждого, — это сокровищница опыта, освещаемая писателем.
Франциск настойчиво рекомендует ввести литературу в учебные программы для будущих священников в семинариях. Не следует считать литературу всего лишь «допустимым» развлечением или «менее значимым» культурным опытом по сравнению с изучением богословия и философии. У литературы собственная ценность: это дверь «к сердцу человеческой культуры и, конкретнее, к сердцу человека» (РЛФ 4). Понтифик неколебим в своем намерении: «В этом послании я хочу предложить коренную перемену — уделять большое внимание литературе при подготовке кандидатов в священники» (РЛФ 5).
Великие желания человеческой жизни — вот живая почва для литературы. Папа пишет, что узнал об этом в годы обучения в коллегии в Санта-Фе, в Аргентине, когда ему, молодому студенту-иезуиту, поручили преподавать литературу старшим лицеистам. Взяв за отправную точку любопытство учеников к современной литературе, будущий Папа сумел пробудить интерес и к великим книгам прошлого. Ведь это вопрос «жажды» и поиска. Поразительные слова пишет Франциск: «В конце концов, сердце ищет большего, и каждый находит свою дорогу в литературе» (РЛФ 7). Поэтому исследование литературы — пространство личной свободы. Папа настолько уверен в этом психологическом и духовном элементе, что пишет в своем послании: «Я, например, люблю трагиков. […] Разумеется, я вас не прошу читать то же, что читал сам. Каждый найдет те книги, какие перекликаются с его жизнью и станут настоящими спутниками. Нет ничего вреднее, чем читать по обязанности, предпринимая большое усилие только потому, что другие объявили это обязательным» (там же).
Начитанность, согласно Папе Франциску, это мост, необходимый для диалога с культурой своего времени, как уже было сказано на II Ватиканском Соборе, — и Папа в Послании цитирует: «Литература и искусство […] стараются выразить саму природу человека», и вся повседневность, в своих наивысших и самых смиренных проявлениях, становится содержанием повествований и стихов. Понтифик задается вопросом: разве можно добраться до сердцевины новых и старых культур, не зная литературы? Ведь в ней, как в ларце, хранятся символы, послания, страсти и страхи мужчин и женщин в каждую эпоху (ср. РЛФ 9). Много раз в истории Церковь взаимодействовала с литературной и философской культурой своего времени.
В Послании есть ссылки на Василия Кесарийского и на знаменитую программную речь св. Павла в Ареопаге, донесенную до нас Книгой деяний. В этой речи апостол, чтобы достучаться до афинян, сплавляет в одну цитату стихи двух поэтов, Эпименида и Арата из Сол: «Ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: „мы Его и род”[2]». Пастырь, а на самом деле любой верующий, если хочет вступить в диалог со своим временем, должен сделаться, подобно Павлу, spermalogos, не «болтуном», а, согласно этимологии слова, «собирателем зерен», уже посеянных Духом «в событиях, чувствах, желаниях, в трепетных сердцах, в социальных, культурных и духовных полях» (РЛФ 12).
Чтение тренирует способность слушать и вести диалог
Папа Франциск в своем послании обращает внимание и на другие положительные эффекты чтения. Кто читает регулярно, тот расширяет словарный запас и оттачивает речевые способности, понимаемые и как способность рассказывать о себе. Чтение стимулирует воображение и творчество. А еще оно сталкивает нас с разнообразными ситуациями, требующими нашего суждения, так что становится школой распознавания и выбора. Клайв Стейплз Льюис, цитируемый Папой, утверждает: «Читая великие литературные произведения, я становлюсь тысячами людей и в то же время остаюсь собой» (РЛФ 18), а Марсель Пруст пишет, что романы пробуждают «в нас за один час все возможные радости и беды, тогда как в жизни потребовались бы целые годы, чтобы познать их малую долю, а самые интенсивные из них нам вообще никогда бы не открылись, поскольку медленность, с какой они формируются, препятствует их восприятию» (там же). Вместе с Хорхе Луисом Борхесом Понтифик утверждает, что важно учиться слушать: это выводит сердце из самоизоляции и лечит от «духовной глухоты». А главное, литература сохраняет сердце живым и нежным, сберегает его способность испытывать эмоции. Если сердцу недоступны эмоции, смогут ли его удивить тайна Бога, красота творения, разнообразие людей? (ср. РЛФ 20).
Что общего у священника и поэта?
Вместе с Карлом Ранером Папа Франциск говорит о сходстве священника и поэта:[3] оба работают со словами, «открываются навстречу бесконечному» и «напоминают о невыразимом, стремятся к невыразимому» (РЛФ 24). По мнению Ранера, «поэтическое слово взывает к слову Божию» (там же). Ведь если Слово, личность Иисуса Христа, есть Бог, то все человеческие слова, сопричастные Ему по аналогии, непременно несут на себе след ностальгии, обитающей в сердцах мужчин и женщин во все времена.
Папа настойчиво говорит о том, что у чтения есть власть «активировать» читателя. Читатель — одновременно субъект и объект того, что он читает. Приобщаясь к роману или поэтическому сочинению, мы «читаем» и мы «прочитаны» книгой, а она сама по себе христианка, не потому что «нравоучительная», а потому что пробуждает внутреннее распознавание — одно из самых важных дел в духовной жизни для ориентировки во времени и в мире[4].
Желая объяснить, как литература концентрирует опыт, Папа прибегает к очень выразительному образу «телескопа» — инструмента, которым мы пользуемся, чтобы смотреть вдаль. Подобно телескопу, романы и стихи позволяют связать наш простой повседневный опыт с самой обширной человеческой реальностью. Чтение «нужно, одним словом, для получения жизненного опыта» (РЛФ 30). Бывает, увы, что мы смотрим «узким» взглядом, избегаем сложности. Потребность быть успешными, высокопроизводительными, адекватными отнимает кислород у плодородия. Франциск пользуется евангельским образом семени, чтобы пояснить, что он понимает под этим термином: «Но, как напоминает Иисус в притче о сеятеле, семя должно упасть в глубокую почву, и тогда плодотворно созреет со временем, не засохнет на поверхности, не будет заглушено сорняками (Мф 13, 18–23)» (РЛФ 31). Только медленное и бескорыстное чтение может защитить время и пространство для слушания и созерцания. Вот одно из самых ярких замечаний Папы Франциска в этом тексте: «Тогда литература становится спортивным залом, где мы тренируем взгляд искать и исследовать истину о людях и ситуациях как тайну, избыточествующую смыслом, и эта истина лишь отчасти проявляется в категориях, объяснительных схемах, в линейных парах причина-следствие, средство-цель» (РЛФ 32). Воспользовавшись метафорой питания, отсылающей к «пережевыванию = размышлению» (ruminatio) в монашеской традиции духовного чтения (lectio divina), Понтифик предлагает еще один образ: пищеварение; то есть литература — это способ усваивать жизнь и ее смыслы.
Эмпатия и спасительная бедность
Подходя к концу, Папа возвращается к тому, что проходит красной нитью через палитру мыслей, содержащихся в послании. Незаменимая способность, основополагающая роль литературы — растить эмпатию, сопереживание чужим жизням; литература — это «главное средство для той способности отождествления с точкой зрения, положением, чувством других, без которой нет солидарности, сопричастности» (РЛФ 34). Как утверждает К. С. Льюис, читать — значит «видеть глазами других» (там же): замечая чужую хрупкость, мы учимся размышлять над своей. Богатство и нищета человеческого опыта, распахнутого литературой перед глазами читателя, приучают «его взгляд к неторопливости понимания, к смирению в отказе от упрощения, к той кротости, которая не пытается контролировать суждением реальность и человеческое состояние» (РЛФ 39). Возвращаясь к важной для него теме, много раз подчеркнутой и при иных обстоятельствах, Франциск утверждает: «Конечно, есть нужда в суждении, но никогда нельзя забывать, что его действие ограничено: никогда суждение не должно превращаться в смертный приговор, перечеркивать человека, подавлять человечность ради сухого, тоталитарного закона» (там же).
Есть бедность спасающая, бедность евангельского взгляда, и мы встречаем его на страницах, помогающих выйти из эгоцентризма, увидеть свои границы, отказаться «от господства, когнитивного и критического, над опытом, и читатель приучается к бедности, в которой источник необыкновенного богатства» (РЛФ 40).
В заключительных строках Франциск возвращается к священникам и семинаристам, подчеркивая образовательную роль литературы: она позволяет «свободно и смиренно применять свой разум, плодотворно признавать множественность выразительных средств, расширять нашу чуткость к людям и, наконец, учит духовной открытости, умению слушать Голос в разноголосице» (РЛФ 41), потому что таинственное родство между священником и поэтом проявляется в нерасторжимой связи между Словом Божиим и словом человеческим, которое есть «служение» слушания и сострадания.
***
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Ср. Франциск, Послание о роли литературы в формации, Град Ватикан, 17 июля 2024 г.
[2] Деян 17,28.
[3] Ср. A. Monda, La ferialità della vita nei versi dei poeti, в L’Osservatore Romano, 8 августа 2024 г., 4.
[4] Ср. A. Spadaro, L’arte di scovare la fede nei libri, в il Fatto Quotidiano, 14 августа 2024 г.
