Антонио Спадаро SJ

Спустя восемь лет после своего избрания на Святой Престол Папа Франциск пишет новую энциклику, представляющую собой синтез значительной части его учения (ср. Fratelli tutti, п. 5)[1]. Братская любовь стала первой темой, к которой обратился Франциск в самом начале своего понтификата, когда склонил голову перед множеством людей, собравшихся на площади Святого Петра. Тогда он определил взаимоотношения между епископом и народом как «братский путь» и выразил такое пожелание: «Давайте будем всегда молиться друг о друге. Будем молиться за весь мир, чтобы он весь был охвачен большой братской любовью»[2].

Название энциклики взято из Наставлений святого Франциска Ассизского и цитирует обращение святого к своим ученикам: Все братья. Оно указывает на братскую любовь, которая распространяется не только на людей, но и на саму землю, что созвучно другой энциклике Понтифика, Laudato si[3].

Братство и социальная дружба

Fratelli tutti объединяет понятия братства и социальной дружбы. Это смысловое ядро всего послания. Когда речь идет о братской любви, всегда возникает риск ничего не значащего романтизма, но страницы этой энциклики, напротив, проникнуты глубоким реализмом. Братская любовь, согласно Франциску, – это не просто эмоция, чувство или идея, даже при всей ее благородности, но факт, требующий реализации и действия (и, следовательно, свободы): «Кому я стану братом?»

Понимаемая в таком ключе братская любовь переворачивает доминирующее сегодня апокалиптическое ви́дение мира; его приверженцы борются с миром, потому что считают, что мир является противоположностью Бога, идолом, которого следует как можно быстрее разрушить, чтобы ускорить наступление конца света. Перед пропастью апокалипсиса больше не существует братьев: существуют только «отступники» или «мученики» в гонке «против» времени. Мы же не отступники и не борцы, но братья.

Братская любовь не уничтожает время и не ослепляет глаза и души. Напротив, она требует времени. Времени для ссоры и времени для примирения. Братская любовь «теряет» время, в то время как апокалипсис его сжигает, уничтожает. Братская любовь требует и того времени, которое нам кажется чересчур спокойным и скучным, в то время как ненависть – это возбуждение. Братская любовь позволяет при кажущемся равенстве сохранять свою уникальность. Ненависть же сметает любые различия. Братская любовь спасает время для политики, взаимодействия, встреч, построения гражданского общества, для заботы друг о друге, в то время как фундаментализм сводит это время к нулю, словно в видеоигре.

Вот почему 4 февраля 2019 года в Абу-Даби Папа Римский Франциск и Ахмед Эль-Тайеб, Великий имам аль-Азхара, подписали исторический документ о братских отношениях. Лидеры признали друг друга братьями и попробовали вместе дать оценку ситуации в современном мире. Что они смогли понять? То, что единственной настоящей альтернативой, бросающей вызов апокалиптическому видению мира, является братская любовь между людьми.

Необходимо заново открыть это сильное евангельское слово, которое звучит, в том числе, в девизе Французской революции, но оставленное при послереволюционном режиме и впоследствии практически вычеркнутое из политико-экономического лексикона. Оно было заменено на более слабое слово «солидарность», которое встречается в энциклике Fratelli tutti 22 раза (слово «братство» встречается там 44 раза). Франциск написал в своем послании: «В то время как солидарность является общественным принципом, позволяющим неравным стать равными, братство представляет собой то, что позволяет равным быть индивидуальностями»[4].

Признание братской любви меняет перспективу, переворачивает ее и становится мощным посланием политической значимости: мы все братья, а значит, все являемся гражданами с равными правами и обязанностями, благодаря чему каждый может рассчитывать на справедливость.

Братская любовь является твердой основой для построения «социальной дружбы». Папа Франциск во время своей речи в Гаване в 2015 году рассказал, как однажды посетил один из беднейших районов Буэнос-Айреса. Приходской священник одного из кварталов представил Понтифику группу молодых людей, совместно занимающихся постройкой общественного центра в районе: «Это архитектор, он еврей; а это коммунист; а он – практикующий католик…» Папа так прокомментировал эту встречу: «Они все были такими разными, но вместе трудились ради общего блага». Франциск называет такую модель взаимодействия «социальной дружбой», умеющей сочетать права каждого с ответственностью ради общего блага, а инаковость — с признанием радикальной братской любви.

Братство без границ

Энциклика начинается с призыва к открытому братству, которое позволило бы каждому человеку быть признанным, значимым и любимым независимо от того, где он находится, где родился или где живет. Верность Господу всегда прямо пропорциональна любви к братьям. Эта пропорция является фундаментальным критерием, отраженным в энциклике: нельзя сказать, что любишь Бога, если не любишь своего брата. «Ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин 4, 20)[5].

С самого начала энциклики наше внимание обращено на то, что Франциск Ассизский распространил свою братскую любовь не только на людей – в особенности, на оставленных, больных, независимо от их национальности, цвета кожи или вероисповедания, – но и на солнце, море, ветер… (ср. пп. 1-3).  Святой Франциск – пример широкого взгляда, охватывающего весь мир. И именно этим наполнены страницы энциклики Папы Франциска.

Энциклика не оставила без внимания и внезапно разразившуюся пандемию COVID-19.  «Хотя страны и предприняли попытки сопротивления болезни, – пишет Папа, – стала очевидной неспособность действовать совместно, несмотря на постоянно провозглашаемую глобализацию». Франциск продолжает: «Небеса захотели, чтобы больше не было “других”, но остались только “мы”» (п. 35).

Раскол между индивидуумом и обществом

Первым шагом, сделанным Франциском, стало составление феноменологической характеристики тех тенденций современного мира, которые идут вразрез с развитием всемирного братства. Отправной точкой для размышлений Франциска часто, если не всегда, становится то, чему он научился благодаря Духовным упражнениям святого Игнатия Лойолы: представлять в молитве, как Бог видит мир[6].

Наблюдая за миром, Понтифик приходит к заключению, что имеет место развитие самой настоящей схизмы, раскола между индивидуумом и обществом (ср. п. 30). Трагедии, разразившиеся в XX веке, ничему не научили этот мир, разучившийся понимать смысл истории (ср. п. 13).  Кажется, что имеет место движение назад: конфликты, проявления национализма, потеря социального мышления (ср. п. 11), а так называемое общее благо оказывается наименее «общим» из всех благ. В этом подвергнувшемся глобализации мире мы одиноки, а индивидуализм главенствует над социально-общинной моделью существования (ср. п. 12). Люди играют роль потребителей или зрителей, среди которых наиболее успешными оказываются сильнейшие.

Франциск словно собирает детали пазла, иллюстрирующего драмы нашего века.

Первой деталью этого пазла является политика. В современном драматическом контексте теряют свое значение такие важные слова, как демократия, свобода, справедливость, единство; становится размытым историческое сознание, критическое мышление, борьба за справедливость и пути интеграции (ср. пп. 14, 110). Папа крайне жестко высказывается о политике, о том, во что она превратилась в последнее время: «Политика более не является здравым обсуждением долгосрочных проектов, направленных на всеобщее развитие и достижение общественного блага, но свелась к однодневным маркетинговым ходам, чей главный успех заключается в повержении соперника» (п. 15).

Вторым фрагментом пазла является культура потребления. Политика, сведенная к маркетингу, способствует потреблению на глобальном уровне, и результатом является формирование соответствующей культуры (пп. 19-20).

Картину дополняет размышление о человеческих правах, уважение которых является изначальным условием для социального и экономического развития страны (см. п. 22).

Четвертый элемент пазла – важный параграф, посвященный теме миграции. Даже если должно быть утверждено право на достойную жизнь в собственной стране, ксенофобский менталитет должен перестать считать мигрантов единственными ответственными за свое собственное спасение и воздерживаться от помощи им. Франциск решительно заявляет: «Недопустимо, чтобы христиане разделяли этот менталитет» (п. 39).

Следующая деталь пазла – риски, создаваемые коммуникацией. Благодаря цифровым возможностям связи сокращаются расстояния, но это способствует замкнутости и нетерпимости, которые являются основными действующими лицами драмы, создаваемой ненавистью. Нам же, напротив, необходимы «физические жесты, выражения лица, минуты молчания, язык телодвижений; даже запахи, дрожание рук, румянец смущения – все это является частью человеческого общения» (п. 42).

Впрочем, Понтифик не ограничивается сухим описанием реальности и драмы нашего времени. Его прочтение проникнуто духом участия и веры. Его видение, даже несмотря на социополитический и культурологический характер его речи, является глубоко богословским. Сведение к появляющемуся здесь индивидуализму представляет собой не что иное, как плод греха.

Путник на дороге

Несмотря на описанные на страницах этой энциклики мрачные картины, Франциск стремится напомнить о многочисленных путях надежды, которые говорят нам о жажде полноты, о желании коснуться всего, что наполняет сердце и поднимает дух к горнему (пп. 54-55).

В попытке найти свет и перед тем, как указать возможные пути действия, Франциск посвящает целую главу притче о добром самарянине. Внимание к Слову Божьему является основой евангельской оценки драмы нашего века и поиска пути ее решения. Добрый самарянин становится социальной и гражданской моделью (п. 66). Внимание к лежащему на обочине избитому путнику или же, напротив, его игнорирование является моделью любых экономических, политических, социальных и религиозных проектов. Более того, Святой Отец не останавливается на уровне индивидуального выбора, а проецирует эти две альтернативы на уровень государственной политики, но затем все равно возвращается на личностный уровень, чтобы избежать риска потери индивидуальной ответственности за свои действия.

Мыслить и создавать гостеприимный мир: инклюзивный взгляд

Третий шаг пути, который нам предлагает пройти Франциск, можно определить как шаг вовне, требующий выхода за пределы самих себя. Если описанная в первой главе драма заключалась в одиночестве человека-потребителя, закрытого в собственном индивидуализме и принявшего на себя лишь пассивную роль зрителя, то необходимо найти выход из этого положения.

Основополагающим фактом является то, что никто не может испытать ценности жизни, если рядом нет кого-то, кого можно любить. В этом заключается секрет подлинно человеческого существования (п. 86). Любовь создает связи и расширяет существование. Но этот «выход» из себя не сводится к взаимоотношениям внутри маленькой группы или к родственным отношениям: невозможно понять самих себя без обогащающей нас широкой сети взаимоотношений с другими (пп. 88-91).

Эта любовь, которая представляет собой открытость другому, «гостеприимность» в отношении ближнего, является основой для построения социальной дружбы и братства. Социальная дружба и братство не исключают, но включают друг друга. Они строятся на основе физических и моральных черт или, как пишет Папа, на основе различных этносов, общин и культур (п. 95). Развивается стремление к «всемирной общине» (там же), к «общине, состоящей из братьев, взаимно принимающих друг друга и заботящихся друг о друге» (там же). Эта открытость является не только географической, но и экзистенциальной.

Впрочем, вместе с тем Понтифик понимает возможность неверного понимания этого принципа. Может возникнуть риск ложного универсализма – риск тех, кто не любит свой народ. Также силен риск авторитарного и абстрактного универсализма, который стремится сгладить все различия, все сравнять и властвовать. Забота о различиях является же, напротив, критерием истинного братства, которое не сводит все к единообразию, но принимает и ценит имеющиеся различия. Быть братьями означает одновременно быть похожими и различными: «Необходимо освободиться от обязанности быть одинаковыми»[7].

Важность многосторонности

Папа предлагает радикально изменить перспективу не только на межличностном или государственном уровне, но и на уровне международных отношений: это изменение заключается в убежденности, что все блага земли являются общими. Эта перспектива значительно меняет панораму, и «можем сказать, что каждая страна является своей страной и для живущих на ее территории мигрантов, поскольку ни одному нуждающемуся не должно быть отказано в благах этой страны, пусть даже эти люди родились в другом месте» (п. 124).

Такой взгляд, продолжает Понтифик, предполагает новое понимание международных отношений. В этой связи становится ясным призыв ценить и беречь многосторонность с решительным осуждением двустороннего подхода, который наблюдается у сильных стран по отношению к более маленьким и бедным странам, чтобы получить наибольшую выгоду (п. 153). Основная идея заключается в том, чтобы «уметь нести ответственность за слабость другого в стремлении к исполнению общего предназначения» (п. 115). Забота о слабых является ключевым пунктом этой энциклики.

Сердце, открытое всему миру

Франциск говорит и о тех вызовах, которые необходимы, чтобы братство стало настоящим, обрело плоть, а не оставалось абстрактным.

Первым вызовом является процесс миграции, мыслить о котором следует при помощи четырех глаголов: принимать, защищать, содействовать и интегрировать. Речь не идет о том, чтобы «навязать сверху программы поддержки мигрантов, но о том, чтобы пройти вместе путь этих четырех действий» (п. 129).

Франциск также дает весьма точные указания (п. 130). В особенности он останавливается на теме гражданства, как это уже было обсуждено в Документе о человеческом братстве ради мира во всем мире и совместной жизни, подписанном в Абу-Даби. Разговоры о «гражданстве» отдаляют идею меньшинств и являются отголосками племенного строя, который враждебен к чужим и видит в них только врага. Подход, предлагаемый Франциском, полностью переворачивает распространяющиеся сейчас идеи апокалиптического политического богословия.

С другой стороны, Папа подчеркивает тот факт, что прибытие людей из иного жизненного и культурного контекста превращается в дар для тех, кто их принимает: встреча людей и культур дает возможность взаимного обогащения и развития. И это может произойти, если позволить другому быть самим собой.

Основным критерием этого рассуждения остается возрастание осознания того, что либо мы спасемся все вместе, либо не спасется никто. Любое проявление изоляционизма мешает собственному обогащению от встречи.

Популизм и либерализм

Франциск продолжает свое рассуждение в главе, посвященной идеальному типу политики, которая служит истинному общественному благу (п. 154).  Здесь встает вопрос о противостоянии популизма и либерализма, к которому обыкновенно склоняются слабейшие, «народ». Папа хочет сразу прояснить возможное недопонимание, цитируя интервью, которое дал нам для публикации своих трудов, написанных еще во времена своего служения в качестве архиепископа Буэнос-Айреса. Приведем здесь эту цитату целиком, поскольку она является центральной для понимания темы:

«“Народ” не является логической или мистической категорией, если воспринимать его в том смысле, что все, что делает народ, есть благо, или же если переводить его в ангельскую категорию. Совсем нет! Народ — это мифическая категория […] Когда объясняешь, что такое народ, используешь логические категории именно в целях объяснения: конечно, они нужны. Но так не получается объяснить смысл принадлежности народу. Слово “народ” содержит в себе нечто большее, что не может быть объяснено логически. Быть частью народа означает разделять общую идентичность, состоящую из социальных и культурных связей. И это не происходит автоматически; напротив, это долгий и сложный процесс… ради общего блага (п. 158)[8]».

Следовательно, эта мифическая категория может указывать на leadership, лидерство, которое способно быть созвучным народу с его культурной динамикой и большими стремлениями ради служения общему благу; но есть и худшая версия такого лидерства, которое подменяется стремлением завоевать успех среди избирателей и идеологическим использованием народной культуры ради достижения собственных целей (п. 159).

Не нужно, впрочем, представлять мифическую категорию понятия «народ» в качестве некоего романтического выражения, которое следует отбросить ради более конкретных рассуждений, связанных с общественной организацией, наукой и институтами гражданского общества.

То, что объединяет оба измерения, мифическое и институциональное, — милосердная любовь, подразумевающая путь, который радикально меняет историю человечества и включает в себя абсолютно все: общественные институты, право, технику, опыт, профессиональные взаимоотношения, научный анализ, административные процедуры. Любовь к ближнему на самом деле вполне реалистична. Значит, для решения проблем необходимо возрастание как духовности братства, так и организационной эффективности: эти две стороны совершенно не противоречат друг другу. И при этом не нужно воображать, что существует некий экономический рецепт, который можно применить в равной степени для всех: даже самая суровая наука может предложить различные пути и решения (пп. 164-165).

Народные движения и международные институты

В этом контексте Франциск говорит о народных движениях и международных институтах. Кажется, что они являются едва ли не противоположными, но на самом деле сходятся в своих добродетелях. Первые высоко ценят локальное, а другие – глобальное, и, таким образом, и те и другие служат многосторонности.

Народные движения «объединяют безработных людей, нестандартных работников и всех тех, кому нелегко попасть в уже установленные общественные структуры» (п. 169).  Благодаря этим движениям преодолевается «такая социальная политика, которая создается как политика, направленная на бедных, но не вовлекает и не слышит их, и еще менее способна к участию в проектах, объединяющих различные народы» (там же).

Таким образом Франциск останавливается на международных институтах, которые сегодня представляются ослабленными особенно в силу доминирования в современной политике экономически-финансовых межнациональных аспектов. Среди этих институтов – Организация Объединенных Наций, которую следует реформировать, чтобы избежать потери ее легитимности и чтобы «она могла придать конкретности понятию семьи наций» (п. 173). Ее задачей является продвижение верховенства закона, поскольку справедливость «является неизбежным требованием в процессе реализации идеала всемирного братства» (там же).

Настоящая политика не подчиняется экономике

Франциск подробно останавливается на теме политики. Несколько раз Понтифик с сожалением отмечал, насколько политика подчинена экономике, а экономика – парадигме технократии и высокой эффективности. Напротив, именно политика должна иметь наиболее широкий взгляд, чтобы экономика оказалась включена в политический, социальный, культурный и народный проекты, стремящиеся к общему благу (ср. пп. 177, 17).

Братство и социальная дружба не являются утопиями. Они требуют принятия решений и способности обнаруживать те пути, которые дают действительные возможности, в том числе вовлекая социальные науки. И это является глубоким проявлением милосердной любви (п. 180). Любовь, таким образом, выражается не только в межличностных отношениях, но и в социальном, экономическом и политическом взаимодействии, способствуя построению общины на разных уровнях социальной жизни. Речь идет о понятии, которое Франциск называет социальной любовью (ср. п. 186). Это политическое милосердие предполагает формирование и закрепление такого социального смысла, в силу которого «каждый является полноценной личностью, когда принадлежит народу, и в то же время без должного внимания к каждому конкретному человеку не существует настоящего народа в полном смысле этого слова» (п. 182). Таким образом, народ и человек являются взаимозависимыми понятиями.

Социальная любовь и политическое милосердие выражаются также в полной открытости к взаимному сравнению и диалогу со всеми, даже с политическими противниками, ради общего блага, чтобы стало возможным сближение хотя бы в некоторых аспектах. Не нужно бояться конфликта, порождаемого различиями, в том числе и потому, что «единообразие душит и приводит к самоуничтожению культур» (п. 191). И это возможно воплотить в жизнь, если политики не будут забывать о том, что и они – человеческие существа, призванные проживать в любви любые межличностные отношения (ср. п. 193), и если они умеют испытывать и переживать мягкость и кротость, нежность, по отношению к другим. Эта связь между политикой и нежностью кажется беспрецедентной, но она является действительно эффективной, потому что нежность – это та любовь, которая становится близкой и конкретной (п. 194). В поле политической деятельности наиболее слабые должны вызывать сострадание и нежность, им принадлежит «“право” овладеть нашим сердцем и душой» (там же).

Диалог и культура встречи

Франциск суммирует сказанное в энциклике одним словом – диалог. «В плюралистическом обществе, — пишет Понтифик, — диалог является наиболее подходящим способом, чтобы признать то, что всегда следует утверждать и уважать, а не просто отмечать в ходе случайного соглашения» (п. 211).

Папа еще раз выражает особенный взгляд на социальную дружбу, которая строится на основе постоянного столкновения различий. Понтифик отмечает, что наше время – время диалога. Например, благодаря Интернету все обмениваются сообщениями в социальных сетях. И все равно зачастую диалог подменяется нервным обменом мнениями, который в действительности является лишь агрессивно окрашенным монологом. Папа также метко подмечает, что такой стиль общения является сейчас доминирующим в политическом контексте, что, в свою очередь, имеет прямое влияние на повседневную жизнь людей (ср. пп. 200-202).

«Подлинный социальный диалог предполагает способность уважать точку зрения собеседника, принимая тот факт, что противоположная точка зрения может выражать убеждения или интересы, которые тоже имеют право существовать (п. 203)[9]. В этом заключается динамика братской любви и, более того, ее экзистенциальный характер, который помогает избавиться от категоричности суждений и не допускает, чтобы конфликт, который может возникнуть из-за различного видения и несогласия во мнениях, возобладал над братской любовью»[10].

Необходимо четко понимать, что диалог отнюдь не означает релятивизма в идеях. Как уже звучало в энциклике Laudato si, Франциск утверждает, что если учитывать не объективные истины или твердые принципы, но удовлетворение собственных стремлений и минутных потребностей, то законы будут восприниматься только как навязанные обязательства и препятствия, которые следует обойти. Всегда необходим поиск высших ценностей (ср. пп. 206-210).

Встреча и диалог составляют вместе «культуру встречи», которая означает желание народа участвовать в устроении чего-то, что вовлекает всех; это еще не само благо, но путь к достижению общего блага (ср. пп. 216-221).

Пути новой встречи: конфликт и перемирие

Франциск призывает заложить твердые основы для встречи и для начала здоровых отношений. Встреча не может быть основана на пустой дипломатии, на двусмысленных разговорах, на неискренности и соблюдении этикета… только из откровенного и честного диалога может родиться стремление понять друг друга и найти решение, представляющее благо для обеих  сторон (ср. пп. 225-226).

Папа считает, что настоящее примирение не избегает конфликтов, но достигается в конфликте, возобладав над ним посредством диалога и честного, уважительного и терпеливого отношения (ср. п. 244). С другой стороны, прощение никак не связано с отречением от собственных прав перед кем-то, кто сильнее, хитрее или кто унижает наше достоинство. Необходимо защищать свои права и собственное достоинство (ср. п. 241).

В особенности нельзя забывать о больших ошибках истории. «Легко поддаться искушению и просто перевернуть страницу, думая, что уже прошло много времени и следует смотреть только вперед. Нет, ради Бога! Без памяти о прошлом нельзя идти в будущее» (п. 249).

Война и смертная казнь

В этой части энциклики Франциск анализирует две крайние ситуации, с которыми сталкивается человечество в драматических обстоятельствах: войну и смертную казнь.

Что касается войны, Папа утверждает, что она отнюдь не является призраком прошлого, но остается постоянной угрозой. Должно быть ясно, что война является отрицанием всех прав и агрессией, направленной на все вокруг (п. 257).

Понтифик касается также и одного из положений Катехизиса Католической Церкви, где обсуждается легитимность защиты посредством военных сил, с обязательным условием, что на то имеются твердые моральные основания. Но, как пишет Франциск, очень легко скатиться к слишком широкому пониманию этого права. Сегодня, ввиду имеющегося ядерного, химического и биологического оружия, «война обладает неконтролируемой силой, которая может поразить многих мирных жителей». Следовательно, делает заключение Папа, «мы не можем более думать о войне как о возможном решении, поскольку риски будут всегда гораздо выше гипотетической пользы. Перед лицом такой реальности трудно продолжать придерживаться старых рациональных принципов, выработанных в предыдущие века, чтобы вести разговор о “праведной войне”. Да не бывать больше никогда войне!» (п.258).

Ответ на угрозу ядерного оружия и всех типов средств массового поражения должен быть коллективным и согласованным, основанным на взаимном доверии. Кроме этого, как предлагает Понтифик, «из денег, вкладываемых в оружие и другие военные затраты, можно составить мировой фонд и употребить их на преодоление голода в беднейших странах и их развитие, чтобы их обитатели не прибегали к агрессии и не были вынуждены покинуть свой край ради лучшей жизни» (п. 62).

Что касается смертной казни, Франциск созвучен мнению Иоанна Павла II, ясно высказанному им в энциклике Evangelium Vitae (п. 56): смертная казнь морально недопустима, и для нее более нет места в судебной практике. Франциск также ссылается на таких авторов, как Лактанция, на Папу Римского Николая I, святого Августина, которые, начиная с первых веков существования Церкви, осуждали такую меру наказания.  Понтифик однозначно утверждает, что «смертная казнь недопустима» (п. 263) и что Церковь должна настаивать на отмене смертной казни во всем мире. Это распространяется, в том числе, на пожизненное заключение, являющееся «скрытой смертной казнью» (п. 268).

Религии и всемирное братство

Последняя часть этой энциклики посвящена религиям и их роли в поддержании всеобщего братства. Религии обладают вековым опытом и мудростью и поэтому должны участвовать в общественных обсуждениях наряду с политикой или наукой (ср. п. 275). Поэтому Церковь не сводит свою миссию к частностям. «Это правда, — уточняет Франциск, — что заниматься политикой надлежит мирянам, но и священнослужители не должны игнорировать политическую сторону жизни» (п. 276). Таким образом, Церкви принадлежит общественная роль, имеющая значение, в том числе, и для всемирного братства (ср. там же).

Для христиан источник человеческого достоинства и братства заключается в Евангелии, из которого берет начало фундаментальная значимость взаимоотношений, встречи, всемирного общения со всем человечеством — как на уровне размышлений, так и на уровне пастырской деятельности (ср. п. 277). Церковь «благодаря силе Христа Воскресшего хочет породить новый мир, в котором все будут братьями, где найдется место для каждого из тех, кто сегодня изгнан из общества; где восторжествуют справедливость и мир» (п. 278).

Призыв к миру и братской любви

Fratelli tutti завершается призывом и двумя молитвами, проясняющими его смысл и то, кому он предназначен.

Этот призыв в действительности является обширной цитатой из документа, подписанного Папой и Великим имамом Ахмед эль-Тайебом в Абу-Даби, и затрагивает именно убежденность в том, что «религии никогда не подстрекают к войне, ненависти, враждебности, экстремизму, никогда не побуждают к жестокости или пролитию крови. Эти несчастья являются результатом отклонения от религиозного учения, использования религии в политических целях, а также следствием ее ложного истолкования отдельными группами людей» (п. 285).

Также отметим, что Папа захотел особо упомянуть блаженного Шарля Фуко, который «желал быть “братом всему миру”. Но только после уподобления последним из последних у него получилось стать братом для каждого» (п. 287). Для Франциска братская любовь является неотъемлемой частью Царствия Божьего, в которой может поселиться и действовать Святой Дух[11].

«… так будет царствовать Филадельфия, город братьев»

Подходя к концу этого обзора энциклики Fratelli tutti, в котором я постарался осветить все важнейшие аспекты, я бы хотел закончить его цитатой одного аргентинского писателя, Леопольдо Маречаля. Папа Франциск очень ценит его творчество, о чем Понтифик сам говорил в интервью, которое я взял у него в 2013 году.

Маречаль описал «город братьев, Филадельфию» в своем шедевре Adàn Buenosayres, книге, которая представляет собой символическое трехдневное путешествие поэта Адана по метафизическому Буэнос-Айресу. В частности, в седьмой книге романа, Путешествие в мрачный город, в очевидной метафоре ада чувствуется влияние  Данте.

Мы придем в Филадельфию, которая, как пишет Маречаль, «воздвигнет свои купола и колокольни под небом, которое сверкает подобно радостному детскому лицу. Как роза среди цветов, как щегол среди птиц, как золото среди металлов – так будет царствовать среди всех городов мира Филадельфия, город братьев. Счастливые и мирные жители наполнят ее улицы: слепой увидит свет, отрицающий будет утверждать то, что отрицает, изгнанник ступит на родную землю, а проклятый будет искуплен…»[12].

Как роза среди цветов — таким будет «город братьев» среди всех городов мира, пишет Маречаль. И Франциск в своей энциклике указывает прямо на Царство Божие,  о котором мы молимся в Отче наш, в молитве, в которой мы все становимся братьями как сыновья одного Отца. Смысл Царства Божьего — в способности христиан возвещать Благую весть Евангелия всему человечеству, всем мужчинам и женщинам без исключения, как источник спасения и полноты. Благую весть о братской любви.

 

Оригинал опубликован в: La Civiltà Cattolica 2020 IV 105-119 | 4088 (17 ott/7 nov 2020)

[1]Здесь и далее при цитировании энциклики в скобках будет указываться только номер параграфа. Ср. также Fratellanza, Roma, La Civiltà Cattolica, 2020, in www.laciviltacattolica.it/prodotto/fratellanza.

[2] Папа Франциск, Primo saluto del Santo Padre, 13 марта 2013.

[3] Поднялась некоторая полемика по поводу использования слова «братья» в связи со свойственным ему грамматически мужским родом, как будто Папа хотел обратиться исключительно к мужчинам. Конечно же, название энциклики является цитированием св. Франциска, и поэтому цитата должна остаться неизменной. При этом такое название никого не исключает. Следует отметить, конечно, что во Франции высший совет по равенству между мужчинами и женщинами, ввиду анонсированного пересмотра Конституции, предложил заменить в национальном девизе слово братство (fraternité) на слово adelphité, происходящее из греческого языка и означающее также «братство», но не указывающее при этом на мужской пол. Другие, чтобы избежать использования неологизма, предлагают в качестве замены слово «солидарность». Но в свете слов Франциска станет ясно, насколько слаб этот термин.  Ср.  J. L. Narvaja, Libertà, uguaglianza, fraternità. Un’alternativa al neoliberismo e al neostatalismo, в Civ. Catt. 2018 II 394-399.

[4] Папа Франциск, Обращение к проф. Маргарет Арчер, президенту Папской академии общественных наук, 24 aпреля 2017.

[5] Данная тема проходит через весь понтификат и учение Франциска. Достаточно лишь вспомнить некоторые отдельные примеры. Так, в своем апостольском увещевании Amoris laetitia  Франциск пишет: «Бог доверил семье задачу сделать мир домом, в котором каждый может чувствовать себя среди братьев» (п. 183). А вот пример из Gaudete et exsultate: «Посреди густого леса заповедей и предписаний Иисус прорубает брешь, позволяющую различить два лица: лицо Отца и лицо брата. Господь не дает нам дополнительных формул и заповедей. Он дает нам два лица или, лучше сказать, одно – лицо Бога, отражающегося в каждом (п. 61). Далее, в Christus vivit: «Спешите, привлеченные этим Ликом, который мы так любим, которому поклоняемся в Евхаристии и которого распознаем во плоти каждого из наших страдающих братьев (п. 299). Эта тема часто поднимается также и в энциклике Laudato si. Например: «Его ученик святой Бонавентура рассказывал, что он [Франциск], “считая, что все в мире имеет общее начало, чувствовал себя переполненным сочувствием и жалостью ко всему тварному и называл все создания братом или сестрой”» (п. 11).

[6] Ср. Игнатий Лойлола, св., Духовные упражнения, пп. 103-106.

[7] Папа Франциск, Апостольское увещевание Amoris laetitia, п. 139.

[8]              A. Спадаро, По стопам пастыря. Разговор с Папой Франциском, в J. M. Bergoglio/Papa Francesco, Nei tuoi occhi è la mia parola. Omelie e discorsi di Buenos Aires 1999-2013, Milano, Rizzoli, 2016, XVI.

[9] Ср. Игнатий Лойола, св., Духовные упражнения, п. 22.

[10] D. Fares, La fratellanza umana. Il suo valore trascendentale e programmatico nell’itinerario di papa Francesco, в Civ. Catt. 2019 III 119.

[11] Ср.  D. Fares, La fratellanza umana…, цит., 122.

[12] Л. Маречаль, Adán Buenosayres, Firenze, Vallecchi, 2010, 342 с.